Установление

О. Спасая познания всего нашего народа. Сумма человеческих знаний превосходит возможности одного человека и даже тысячи людей. С разрушением нашей социальной структуры наука рассыплется на миллионы обломков. Отдельные личности будут знать многое лишь о невероятно крошечных гранях того, что надлежит знать. Они будут беспомощны и бесполезны сами по себе. Бессмысленные клочки познаний не будут передаваться дальше. Со сменой поколений они будут утеряны. Но если мы сейчас подготовим огромный свод всех знаний, он никогда не будет утерян. Грядущие поколения будут творить на его основе, им не понадобится переоткрывать все самим. Одно тысячелетие заменит дело тридцати тысяч лет.

В. И все это…

О. И есть мой проект: мои тридцать тысяч человек, с женами и детьми, посвящают себя подготовке "Галактической Энциклопедии". Они не кончат ее при жизни. Я лично не проживу даже столько, чтобы увидеть ее начатой должным образом. Но ко времени падения Трантора она будет завершена, и экземпляры ее будут иметься в каждой крупной библиотеке Галактики.

Молоточек Главного Комиссионера поднялся и упал. Хари Селдон покинул трибуну и спокойно занял свое место рядом с Гаалом. Он улыбнулся и сказал:

— Как вам понравилось представление?

— Вы переиграли их. Но что произойдет теперь? — спросил Гаал.

— Они отсрочат суд и попытаются придти к личному соглашению со мной.

— Откуда вы знаете?

Селдон сказал:

— Буду честен. Я не знаю. Это зависит от Главного Комиссионера. Я изучал его годами. Я старался анализировать его деяния, но вы же знаете, как рискованно вносить причуды отдельного человека в психоисторические уравнения. И все же я надеюсь.

7.

Подошел Аваким, кивнул Гаалу, склонился, что-то шепча, к Селдону. Грянуло возвещение о переносе суда, и стража разъединила их. Гаала увели.

На следующий день слушание протекало совершенно по-иному. Хари Селдон и Гаал Дорник остались наедине с Комиссией. Они вместе уселись за стол, и вряд ли можно было отличить пятерых судей от двоих обвиняемых. Им даже предложили ящичек с сигарами, сделанный из переливчатого пластика, походившего на беспрерывно текущую воду. Но это движение было лишь обманом зрения: на ощупь ящичек был твердым и сухим. Селдон взял сигару; Гаал отказался.

— Мой адвокат отсутствует, — заметил Селдон.

Один из Комиссионеров возразил:

— Это более не процесс, доктор Селдон. Мы собрались обсудить здесь безопасность государства.

— Говорить буду я, — произнес Линдж Чен, а прочие Комиссионеры откинулись в креслах, приготовившись слушать.

Воцарилась тишина, в которой Чен мог ронять свои слова без помех. Гаал затаил дыхание. Тощий, сухой Чен, выглядевший старше своих лет, являлся подлинным Императором всей Галактики. Ребенок, носивший этот титул, был лишь символом, созданным Ченом, и к тому же отнюдь не первым. Чен сказал:

— Доктор Селдон, вы возмущаете покой нашей державы. Спустя уже сто лет в живых не останется ни одного из тех квадриллионов людей, что обитают сейчас среди звезд Галактики. Зачем же нам беспокоить себя событиями, которые отстоят на три века?

— Я не проживу и пяти лет, — произнес Селдон, — и все же для меня это имеет принципиальное значение. Можете называть это идеализмом. Можете называть это самоотождествлением с той мистической общностью, которую мы именуем термином "человечество".

— Я не желаю утруждать себя углублением в основы мистицизма. Можете ли вы пояснить, почему я не могу избавить себя и от вас, и от неприятного и необязательного трехсотлетнего будущего, которого к тому же я никогда не увижу, казнив вас сегодня же ночью?

— Неделю назад, — небрежно сказал Селдон, — вы могли бы поступить таким образом и при этом, возможно, еще сохранить один шанс из десяти дожить до конца года. Сегодня же эта вероятность упадет не менее чем до одной десятитысячной.

Послышались приглушенные вздохи; собравшиеся заерзали. Гаал почувствовал, как мурашки пошли у него по спине. Веки Чена слегка приспустились.

— Почему так? — спросил он.

— Падение Трантора, — сказал Селдон, — нельзя остановить какими-либо доступными пониманию усилиями. Однако его легко ускорить. Рассказы о прерванном суде надо мной распространятся по Галактике. Расстройство моих планов по смягчению катастрофы убедит людей, что в будущем их ничего хорошего не ждет. Уже сейчас они с завистью вспоминают жизнь своих дедов. Они заметят, что растет число политических переворотов, усиливается застой торговли. Галактикой овладеет представление, что имеет какой-то смысл лишь то, что человек в данную секунду сможет ухватить сам для себя. Люди с амбициями не станут ждать, а неразборчивых ничто не остановит. Каждым из своих поступков они будут ускорять распад. Убейте меня — и Трантор падет не за три века, а за пятьдесят лет, а вы, вы сами — за год.

Чен промолвил:

— Подобными словами пугают детей. И все же ваша смерть не является единственно удовлетворяющим нас ответом.

Он приподнял свою изящную ладонь с бумаг, на которых она покоилась, так что лишь два пальца слегка касались верхних листков.