Установление

— Однако, — Аваким уселся поудобнее, — диктофон, который стоит на столе — и который с виду выглядит как совершенно обычный диктофон, хорошо выполняющий свои функции — имеет дополнительную способность подавлять подслушивающие лучи. Сразу они этого не распознают.

— Тогда я могу говорить.

— Конечно.

— Тогда я требую слушания дела в присутствии Императора.

Аваким холодно улыбнулся, и выяснилось, что на его узком лице места все же хватает. Его щеки сморщились, чтобы освободить пространство.

— Вы из провинции, — сказал он.

— Тем не менее я гражданин Империи. Не хуже вас или любого из этой Комиссии Общественной Безопасности.

— Без сомнения, без сомнения. Просто вы, будучи провинциалом, не представляете реальной жизни на Транторе. Никаких слушаний в присутствии Императора давно нет.

— Тогда к кому следует апеллировать против этой Комиссии? Есть какая-либо иная процедура?

— Никакой. Выхода практически нет. По закону вы можете апеллировать к Императору, но слушания дела вы не добьетесь. Нынешние Императоры — это не Энтунская династия, видите ли. Трантор, я боюсь, находится в руках аристократических семейств, представители которых и составляют Комиссию Общественной Безопасности. Такое развитие дел хорошо предсказывается психоисторией.

— В самом деле? — сказал Гаал. — В таком случае, если доктор Селдон может предсказать историю Трантора на триста лет в будущее…

— Он может предсказать ее на пятнадцать тысяч лет в будущее.

— Ну хорошо, пусть на пятнадцать тысяч. Почему же он не смог вчера предсказать события сегодняшнего утра и предупредить меня? Хотя нет, простите, — Гаал сел и подпер голову взмокшей ладонью. — Я хорошо понимаю, что психоистория — наука статистическая и не может хоть сколько-нибудь точно предсказывать будущее одного человека. Вы понимаете, что я не в себе.

— Но вы ошибаетесь. Доктор Селдон действительно полагал, что вас сегодня утром арестуют.

— Что?!

— К несчастью, это так. Комиссия становится все более и более враждебной по отношению к его деятельности. Новым сотрудникам, присоединяющимся к группе, чинят все больше препятствий. Графики показывают, что для успеха наших планов события именно сейчас должны достигнуть критической точки. Комиссия сама по себе немного запаздывала, так что доктор Селдон посетил вас вчера, имея целью форсировать их реакцию. Причина лишь в этом.

Гаал перевел дух.

— Я преисполнен негодования…

— Пожалуйста, успокойтесь. Это было необходимо. Вы были выбраны не по каким-то личным причинам. Вы должны понять, что планы доктора Селдона основаны на изощренных математических расчетах, проводившихся восемнадцать лет, и включают в себя все возможные варианты со сколько-нибудь значительной вероятностью. Этот — один из них. Меня прислали сюда с единственной целью: убедить вас, что вы не должны бояться. Все кончится хорошо: о проекте это можно сказать почти с уверенностью, а о вас — со значительной вероятностью.

— И каковы цифры? — потребовал Гаал.

— Для проекта — более 99.9 %.

— А для меня?

— Мне сообщили, что вероятность — 77.2 %.

— Значит, более одного шанса из пяти, что меня приговорят к тюрьме или к смерти.

— Вероятность последнего менее процента.

— Ну прямо. Расчеты в применении к конкретному человеку ничего не значат. Пришлите ко мне доктора Селдона.

— К несчастью, не могу. Доктор Селдон сам арестован.

Прежде, чем Гаал, собиравшийся то ли заплакать, то ли закричать, успел издать какой-то невнятный звук, дверь распахнулась настежь. Вошедший охранник подошел к столу, взял диктофон, оглядел его со всех сторон и сунул к себе в карман.

— Мне необходим этот прибор, — спокойно сказал Аваким.

— Мы снабдим вас таковым, советник, причем не создающим помех.

— В таком случае мой разговор окончен.

Гаал проводил его взглядом и остался в одиночестве.

6.

Суд (Гаал предполагал, что это суд, хотя с точки зрения законности он мало походил на изощренную судебную процедуру, знакомую Гаалу по книгам) продлился недолго. Он происходил на третий день после его прибытия. Но Гаал, даже напрягая память, уже плохо припоминал, как именно все началось.

Впрочем, его самого едва удостоили внимания. Главный калибр был наведен на самого доктора Селдона. Хари Селдон, однако, сидел вполне невозмутимо. Гаалу он казался единственным островком устойчивости в этом мире.

Небольшая аудитория состояла исключительно из баронов Империи. Ни пресса, ни публика не были допущены. Казалось сомнительным, что кто-либо из посторонних вообще знает о суде над Селдоном. По отношению к обвиняемым царила нескрываемая враждебность.

Пятеро членов Комиссии Общественной Безопасности сидели за приподнятым столом. На них были алые с золотом одежды и блестящие пластиковые шапочки, служившие знаком их судебной власти. В центре восседал Главный Комиссионер Линдж Чен. Гаал никогда раньше не встречал столь важного сановника и разглядывал его с благоговением. По ходу процесса Чен вымолвил лишь несколько слов. Он явно давал понять, что длинные речи унизили бы его достоинство.

Адвокат Комиссии справился со своими заметками, и допрос по-прежнему стоявшего на трибуне Селдона продолжился: