Установление

— Да ну! Это лишь красивая галлюцинация. Ваша кучка людей — превосходный пример того, что происходило за тысячи лет с целой Галактикой. Что это за наука — завязнуть здесь на века, классифицируя труды ученых последнего тысячелетия? Вы хоть когда-либо думали о том, чтобы работать дальше, расширить познания и дополнить их? Нет! Вы счастливы в этом болоте. И вся Галактика счастлива и пребывает в таком же виде Космос знает как долго. Вот почему восстает Периферия; вот почему рвутся связи; вот почему дурацкие войны становятся вечными; вот почему целые системы теряют атомную технологию и возвращаются к варварским методам химической энергетики. Если вас интересует мое мнение, — воскликнул он, — Галактическая Империя умирает!

Он остановился и упал в свое кресло, переводя дух и не обращая внимания на то, как сразу двое-трое попытались возразить ему. Первым заговорил Крэст:

— Не знаю, чего вы пытаетесь добиться своими истерическими утверждениями, господин мэр. Во всяком случае, вы не вносите в дискуссию ничего конструктивного. Я предлагаю, господин председатель, чтобы высказывания оратора были признаны нарушающими повестку дня, и дискуссия возобновилась с того места, где была прервана.

Тут, наконец, зашевелился и Джорд Фара. Вплоть до этого момента он не вмешивался в обсуждение, но теперь его зычный голос, такой же весомый, как и его трехсотфунтовое тело, басом ворвался в разговор.

— Не забыли ли мы кое о чем, господа?

— О чем именно? — сварливо поинтересовался Пиренн.

— Через месяц мы отмечаем наше пятидесятилетие.

Фара обладал умением даже самые очевидные тривиальности облекать в величественную форму.

— Ну и что?

— Во время этой годовщины, — спокойно продолжал Фара, — откроется Свод Хари Селдона. Думали ли вы когда-нибудь о том, что там находится?

— Я не знаю. Обычные штучки. Быть может, пачка поздравительных речей. Я не думаю, что Своду следует придавать какое-либо значение, хотя "Ведомости", — и он бросил пристальный взгляд на Хардина, осклабившегося в ответ, — пытаются по этому поводу поднять шумиху. Я положил этому конец.

— Ясно, — сказал Фара, — но может быть, вы ошибаетесь? Разве не поражает вас, — он остановился и приложил палец к своему круглому маленькому носу, — что Свод открывается в очень подходящее время?

— Очень неподходящее время, вы хотите сказать, — пробормотал Фулхэм. — У нас и так много поводов для беспокойства.

— Важнее, чем послание от Хари Селдона? Я так не думаю.

Фара принимал все более и более величественный, по-жречески монументальный вид, и Хардин задумчиво следил за ним. К чему он клонит?

— В действительности, — заявил Фара радостно, — вы все, видимо, забыли, что Селдон был величайшим психологом своего времени, и что он был основателем нашего Установления. Ясно, что он использовал свою науку для прогнозирования развития истории в непосредственном будущем. Если он поступил именно так, — что представляется вероятным, — то, я повторяю, он наверняка нашел бы способ предупредить нас об опасности и, возможно, указать решение. Вы знаете, что Энциклопедия была очень дорога ему.

Среди присутствующих воцарилась атмосфера растерянного сомнения. Пиренн откашлялся.

— Ну… я не знаю. Психология — великая наука, но среди нас, я полагаю, нет психологов. По-моему, мы вступаем на зыбкую почву.

Фара обратился к Хардину:

— Разве вы не изучали психологию у Алурина?

Хардин, как бы извиняясь, ответил:

— Да, но я не смог закончить курса. Я устал от теории. Я хотел быть инженером-психологом, но из-за отсутствия возможностей избрал нечто похожее — занялся политикой. Практически это одно и то же.

— Хорошо, но что же вы думаете о Своде?

И Хардин осторожно ответил:

— Я не знаю.

До конца заседания он больше не вымолвил ни слова, хотя присутствующие вновь вернулись к теме визита имперского канцлера.

В сущности он их даже не слушал. Его мысли вступили на новый путь, и ситуация начала проясняться — впрочем, пока медленно. Первая пара осколков, казалось, соединилась углами.

И ключом была психология. Он не сомневался в этом.

Он отчаянно старался припомнить теорию психологии, которую изучал когда-то.

Великий психолог, такой как Селдон, мог распутывать человеческие эмоции и реакции достаточно уверенно, чтобы во всей полноте предсказывать историческую поступь будущего.

И что это должно было означать?

4.

Лорд Дорвин нюхал табак. Кроме того, он обладал длинными волосами, завивавшимися сложным и, несомненно, отнюдь не природным образом; к волосам добавлялась пара пышных светлых бакенбард, которые он временами любовно поглаживал. И, наконец, он изъяснялся сверхутвердительно и не выговаривал звука "р".

В тот момент у Хардина не было времени раздумывать о дальнейших причинах, по которым он немедленно воспылал отвращением к благородному канцлеру. Может, здесь сыграли свою роль чрезмерно элегантные жесты, которыми он сопровождал свои высказывания и заученная снисходительность, сопутствовавшая даже явным банальностям. Как бы то ни было, отыскать канцлера не удавалось. Он исчез вместе с Пиренном полчаса назад — просто пропал из виду, чтоб его разорвало.