Установления и обычаи двора халифов

"Клянусь Аллахом, я принимаю оказанную мне Аллахом милость и вознаграждение в отношении тебя. Более того, я отплачу тебе добром, удерживая при себе доказательства против тебя, хотя уверен, что ты не оставишь своей привычки и не откажешься от вражды. Воистину, то, что /42/ ты сделаешь потом, гораздо хуже того, что я испытал из-за тебя в прошлом". Фарадж воскликнул: "Пусть я буду сыном падшей женщины! Прошу у Аллаха возмездия и наказания!" Махлад спросил "Чего ты хочешь?".

Тот ответил: "Я знаю, что было между тобой и эмиром верующих. Знаю, что ты не оправдал меня перед халифом ни в чем". [Махлад] сказал ему: "Против тебя при спешном рассмотрении вышло то-то и то-то, за вычетом того, на что [существует] приемлемое доказательство в твою пользу или оплаченный счет. После [всего] этого ты должен по такой-то статье — столько-то, а по такой-то — столько, — и он предъявил ему одно за другим, а тот подтверждал: — Это верно. В этом ты [был] беспристрастен, я признаюсь во всем, и то, что лежит перед тобой, — правильно. Будь столь милосерден, запиши на мой счет 20 миллионов дирхемов". Сказал Махлад: "А если бы я установил 15 миллионов дирхемов?" Тот ответил: "[Этим] ты поддержал бы меня и увеличил милость свою". Махлад спросил: "А если бы я положил 10 миллионов дирхемов?" Фарадж ответил: "Ты сделал бы меня своим рабом". — "А если бы я оставил 5 миллионов дирхемов [за тобой]?" — "Это то, на что я не смею надеяться и за что не в состоянии выразить свою признательность". — "Если я все сниму с тебя?" — "Я не в силах принять такое одолжение от тебя!" Махлад сказал: "Аллах уже сложил с тебя это". Фарадж осведомился: "Как ты объяснишь это эмиру верующих?" Тот ответил: "Не беспокойся! Все твои обязательства, [все], что ты должен был бы сделать, с этого момента я целиком возьму на себя. Я не позволю тебе уйти таким вот образом после того, как ты прошел весь путь извинений и просьб о прощении, пока не порву у тебя на глазах твой счет. Клянусь тебе, я не оставлю от него ни одного клочка!" Он потребовал [принести] счет и разорвал его, а Фарадж даже подпрыгнул от радости. Он благодарил, как только мог. Потом мой дед сказал ему: "Аллах свидетель того, как я обошелся с тобой, он верит тебе и покарает каждого из нас по своему усмотрению. Клянусь Аллахом, ты уже достиг предела в нарушении [обещания], вероломстве, злобе и несправедливости". Заплакал Фарадж и сказал: "Да пусть я буду сыном падшей женщины!" — и стал клясться и божиться в преданности и искренности, /43/ постоянстве и верности. Он поднялся, мой дед встал вместе с ним, и они обнялись. [Затем] Махлад приказал слугам нести факелы перед ним до [самого] его дома, после того как старался уговорить его ехать верхом, но тот не сделал [этого]. Рано утром мой дед отправился к ал-Ма'муну и доложил о том, что он рассмотрел имеющиеся у него счета Фараджа и нашел доказательства, покрывающие все его расходы. Он говорил о нем мягко и заступался за Фараджа, пока [вся] эта история не кончилась и иск [к нему] не был прекращен.

Но Тариф клялся, что не прошло и 15 дней после этого, как Фарадж подложил его господину одну вещь в его шашийу[174]. Мы спросили его: "А как это было?" И он рассказал: "У Фараджа был слуга, которого звали Наср. Он делал калансувы,[175] и изготовлял шашийи, достигнув в этом [большого] искусства. Он обычно делал головные уборы, которые нам были нужны. Когда после упомянутого события прошло несколько дней, он принес мне 5 шаший, сшитых мастерски. Я взял их и отнес хозяину. Тот спросил: "Кто это принес?" Я ответил:

"Наср — слуга Фараджа". Он осмотрел их, похвалил и приказал, чтобы я подал ему надеть одну из них, когда он поедет верхом. На следующий день утром он решил ехать, а я его обычно сопровождал, неся его чернильницу. Он вышел на заре, и я подал ему одну из пяти принесенных шаший. Он прошел по коридору, а конь его еще пасся, присел [в ожидании] на седло, но почувствовал, что что-то царапает голову. Он снял шашийу левой рукой, поскреб ее правой, потрогал и нашел на ее макушке то, что его беспокоило. Он прощупал это [место] рукой. Оказалось, что это какой-то четырехугольный [предмет]. Он вернулся в дом и отозвал меня в укромное место, сказав:

"Тариф, посвети мне". Я поднес свечу, и он сказал: "Потрогай это место в шашийе". Я уже почувствовал неладное в этом деле, пощупал [это место] и сказал: "Я подозреваю недоброе, как и ты, мой господин". Он спросил: "У тебя в сапоге есть нож?" /44/ — "Да". — "Дай мне". Он распорол шашийу — а там пальмовый крест. Я не понял, в чем дело, и издал вопль, но он сказал: "Перестань", и я замолчал. Он спросил: "Это — шашийа из тех, что принес нам вчера Наср?" Я ответил: "Да". Он сказал: