Устная история

Наконец, необходимо напомнить, что, как любой источник, устный исторический источник должен подвергаться источниковедческому анализу. Как известно, исторический источник подлежит внутренней и внешней критике, которая предполагает восстановление исторических условий возникновения документа, учет обстоятельств его создания, решение проблемы установления авторства, анализ самого текста документа и его содержания, интерпретацию источника и его верификацию. Применяя эту традиционную схему источниковедческого анализа, устные историки говорят о том, что некоторые эти положения остаются актуальными, но ряд их вызывает оживленные дискуссии в силу специфики устного исторического источника, которая уже затрагивалась. Более того, многие предъявляемые к устному источнику претензии представляются не только архаичными и схоластичными, но и догматичными. На наш взгляд, при работе с устными источниками действительно существуют проблемы, но они лежат в других плоскостях.

Первая проблема источниковедческого анализа — это авторство источника. До сих пор и в зарубежной, и в отечественной устной истории отсутствует однозначное решение. Особенно оживленная дискуссия ведется американскими историками, для которых формальные вопросы являются принципиальными. Они считают всех участников создания устного исторического источника соавторами. Интервьюер направляет ход беседы-интервью, поэтому его позиция в той или иной степени определяет и направленность рассуждений респондента, и «содержание рождающегося текста». Из отечественных исследователей Д. Н. Хубова предлагает считать ту часть интервью, которая содержит текст, изложенный интервьюируемым, его интеллектуальной собственностью, а авторские права на запись признать принадлежащим интервьюеру[76].

М. В. Мокрова считает устный исторический источник «соавторством» двух людей — расспросчика и рассказчика: «Устная история, как любой диалог, подразумевает взаимное влияние собеседников друг на друга. И воздействие на содержание создаваемого источника оказывает не только респондент, но и интервьюер. Респондент сообщает автобиографические сведения, как он их помнит, и отвечает на поставленные вопросы. Интервьюер устанавливает цели и задачи интервью и на протяжении всей беседы задает направление и корректирует характер получаемой информации; от него требуются не только профессиональные историко-научные, технические и методические знания, но и определенные личностные характеристики». Таким образом, существует как бы двойное авторство: респондент — автор воспоминаний, а исследователь, производящий запись, — автор фонодокумента.

Другие авторы сводят влияние интервьюеров на интервьюируемых к минимуму и требуют, чтобы они, направляя беседу в нужное русло, не вмешивались в рассказ, а значит, и не меняли содержания повествования. Следовательно, по их мнению, информация, содержащаяся в интервью, определяется лицом, чей голос записан на пленку, и мало зависит от лица, осуществившего процесс записи.

Однако для отечественной устной истории эта проблема все же не столь остра и является в основном отголоском дискуссии в зарубежной науке. В силу разных обстоятельств в России сложилось достаточно вольное обращение с устными историческими источниками, которые, как и в этнографии, социологии, лингвистике, фольклористике, считаются интеллектуальным продуктом их собирателя (фольклориста, этнографа) или создателя (устного историка).

Другая проблема сформировалась в плоскости споров о достоверности устного исторического источника. Эти споры в значительной степени были порождены догмами позитивизма в предыдущие годы. После свершившихся в 1970-1980-е гг. «переворотов» в исторической науке — от позитивизма к постмодернизму, от классической научной парадигмы к неклассической («новая история», «новая культурная история», «новая интеллектуальная история») этот спор представляется архаичным, а приверженцы объективности как главного свойства исторических источников именуются «историками-антикварами»; их оппоненты — «новые историки», или «историки-феноменологи». За почти двухсотлетний период представления об истории как науке прошли путь от «от культа исторического факта и установления жесткой зависимости в цепи „исторический источник — исторический факт — историческая концепция“ с претензией на строгую научность истории и ее способности давать достоверные знания о своем предмете» до отрицания событийно-описательной истории, отказа от объяснения событий прошлого через действие универсальных закономерностей, подмены фактической аргументации абстрактным конструированием, увлечения реконструкцией повседневного мира ушедшей культуры и т. д.[77]