Устное народное творчество пациентов (сборник)

Голова ребенка была покрыта черным пухом волос, они даже спускались с висков на щеки, вроде бакенбардов. Есть верная примета: мучается беременная изжогой – ребенок родится с волосами. Люда вторую беременность от изжоги страдала, и дочка родилась – хоть косы заплетай.

– Чтоб у тебя изжога все внутренности проела, – послала Люда проклятие матери младенца. – Чтоб тебе, мерзавка, на том и на этом свете гореть в геенне огненной, чтоб ты сдохла под забором, чтоб ты… Ну-ну, маленький, на плачь! – Люда стала качать активнее, хотя ребенок только вякнул. – Не нравится, когда про маму плохо говорят? Так она не мать, а ехидна. А тебя, маленький, мы выходим, вынянчим. Побежишь по дорожке крепкими ножками. Гули-гули-гули, жили у бабули, жили у бабуси два веселых гуся…

Егор вернулся из аптеки с большим полиэтиленовым пакетом:

– Ирина из пятой квартиры дежурила. Я ей рассказал, глаза на лоб, охи-ахи. Но боекомплект собрала. Тут еще крем детский, присыпки и прочая ерунда, Ирка сказала, понадобится. Все деньги подчистую, бумажник наизнанку.

Приготовить молочную смесь оказалось проще простого: разводи белый порошок теплой водой, в бутылочку – и готово. Наука шагнула вперед, что ни говори. Люда опасалась, как бы не дать лишнего: после голодовки ребенку объедаться нельзя. Да и сколько ему положено? На коробке с питанием нормы расписаны по возрасту (месяцам) и по весу тела.

– Килограмма на полтора малец тянет, – предположил Егор.

– Что ты! – возразила Люда. – Полтора – это недоношенный. А он хоть и слабенький, но не меньше трех кило.

– Надо завесить, – решил Егор.

Соорудили петлю из простыни, положили в нее младенца. Безмен, которым Люда отмеряла ягоды и сахарный песок, когда варила варенье, показал три сто. Минус триста грамм вес простыни. Два кило восемьсот. Младенцу полагалось сто десять грамм порошкового молока. А развели четыреста. Пропадет добро – на коробке написано: «кормить только свежей смесью».

Кушал младенец долго – часа два. Пососет, пососет, устанет, поспит, снова кушает. Егор задремал в кресле.

Людмила толкнула мужа в очередной перерыв кормления:

– Пошли в спальню.

Егор едва коснулся головой подушки, засопел. Мужчины все-таки не такие чувствительные, как женщины. Людмила примостилась рядом с мужем, полусидя на подушке, на руках младенец, ловила момент, когда у него снова появятся силенки сосать.

Настольная лампа разливала теплый бежеватый свет, было тихо и уютно. Спал муж, чмокал малыш. От него, казалось, уже шел дух не помойки и несчастья, а неповторимый, правильный младенческий запах – теплого молока и благодати.

Люда не спала, глаза точно не закрывала. И был ей не сон, а видение. Будто мама-покойница явилась. Улыбается ласково и говорит:

– Это тебе Бог послал.

– Ах! – только и успела испугаться Люда, как видение растаяло.

Ребенок, очевидно разбуженный ее вскриком-толчком, принялся досасывать последние граммы. Потом малыш как бы задумался, напрягся, и раздался громкий безошибочный звук опорожнения кишечника.

– Егор, Егор! – тормошила Люда мужа свободной рукой. – Проснись!

– Что? Где? Щас… Люд, что? Он помер? Ноги кверху?

– Типун тебе на язык! Покушал и обкакался. Егорушка, а ко мне мама приходила, сказала, что нам ребеночка Бог послал.

– Какая мама? – Егор от сна отходил с трудом, обычно ему требовалось несколько минут, чтобы навестись на резкость действительности. – Эта сучка за мальцом явилась?

– Да нет же, моя мама, покойница.

– Где?

– Ну… в общем… – Люда сделала полукруг в воздухе.

– Ничего не понимаю! Спать хочу…

– Перебьешься, пойдем дитя подмывать. И надо кремом или присыпкой потом обработать.

Люда, конечно, могла и сама справиться: помыть ребенку попку, смазать кремом, надеть памперс, завернуть в самодельные пеленки. Но вместе с мужем было спокойнее и надежнее.

– Поел и опорожнился, – сказал Егор, помогая закреплять на младенце памперс, который, как выяснилось, для определения переда имел картинку в виде голубого зайца, – следовательно, пищеварение фунциклирует. А это в его возрасте главная составляющая.

– Егор, правда, он хорошенький? И такой волосатенький!

– Откормить, нормальный парень будет.

– Егор, а ко мне на самом деле мама приходила.

– В дверь звонила?

– Не насмехайся! Как тебя видела. Говорит: «Это вам от Бога подарок».

– Зачем?

– Спросишь тоже! Зачем дети? Чтобы растить.

– Мы своих вырастили.

– А этот чей?

– Лю-ю-юд! – просительно протянул Егор. – Давай это завтра обсудим? Утром на работу…

– Я на работу не пойду. Загляни в кадры, скажи, что отгулы беру, но не распространяйся. Егор, а мама такая молодая и улыбалась…

– Если мои предки заявятся, пусть батя скажет, куда набор отверток сховал. Я ему из Германии, со службы, привез, до сих пор найти не могу.

– Тебе бы все шутки шутить, а я серьезно.

– Лю-ю-юд!

– Иди спать. А ребенок еще не срыгнул. Помнишь, как нашего сыночка после кормления полчаса надо было вертикально носить, пока не срыгнет?

– Не помню, Люд! Ты поносишь?

– Иди, сказала.