Усто Мумин: превращения

Когда-то А. В. учился у Малевича, и эта школа дала себя знать в том, что художник замкнулся в этой школе, замкнулся в себе. Приехав в Узбекистан, он увидел Узбекистан замкнуто, не увидел настоящей жизни, а увидел по-своему. Допустим, эта работа — я думаю, что каждый художник ее прочитать сможет — здесь дружба до старости, до гроба. А здесь? Художник также прочитает, что это дружба, но работа делается не только для художников, работа делается для народа, а покажи эти работы народу, я уверен, что их не прочитают так, как прочитали мы, потому что здесь решено условно. Самарканд — живой современный город. Вот эта работа — я художник-профессионал — прочитать ее не мог. Я понимаю работу такую, которая дает пищу для ума и чувства. Вот тут я вижу, что работа сделана с большой любовью, здесь все замечательно сделано, мастер смаковал каждую детальку, но этого мало. Или вот эта работа, у меня возникает сомнение — прилично это или неприлично, а сделано здорово. Хорошо, что Усто Мумин от этого отошел, потому что это страшное искусство, оно приводит к гибели, но он нашел выход и встал на правильный путь.

Вот эта работа очень хороша, надо ее поближе смотреть, работа замечательна по композиции, и тема решена, но только тема не социалистическая. Усто Мумин впал в ошибку, он вообще полон противоречий, но сейчас выправляется и пошел по пути традиций русского искусства, а здесь опять допустил серьезную ошибку. В композиции доминирует церковь, мечеть. Война, советский воин приехал домой, собирается целовать родную землю, а выходит, что он приехал в старый быт, а не то чтобы он приехал как победитель строить новую жизнь. Здесь он приехал в старый быт, ему приготовили халат, рядом стоят старики, суровые, старых правил старики, а он покорно стоит внизу композиции, задавленный этими мечетями. Картина неправильно разрешает тему. Тут Усто Мумин опять оторвался от жизни, и его любовь к внешнему проявлению доминирует, а современного, настоящего содержания он не видел, проглядел.

Но вот тут он дал такую сильную работу, как фанатик, изображенный здесь. Это очень сильная работа, она звучит по-современному. Очевидно, это его верный путь, по которому он сейчас идет, и я ему желаю успехов на этом пути.

(Аплодисменты)

УФИМЦЕВ:

25 лет тому назад, когда я попал в Ташкент, я встретился с А. Н. Волковым на его выставке. Это было в 1923 году. А. Н. Волков мне впервые назвал фамилию Николаева и на прощание он сказал, что когда будете в Самарканде, познакомьтесь с Николаевым, это очень интересный левый художник, а я сам тогда был в «крайних левых».

По приезде в Самарканд я попал в Комиссию по охране памятников старины. Там мне представили человека, одетого в халат, в парчовой тюбетейке, белесого, и назвали — художник Николаев. Мне было очень интересно познакомиться с Николаевым, я полагал, что мы найдем с ним общий язык, но в результате оказалось, что никакого общего языка мы с ним не нашли. Он начинает говорить о «божественном Рафаэле» — мне неинтересно, он говорит о Боттичелли, а я о Маяковском, о конструктивистах. Словом, контакта у нас не установилось, но, тем не менее, я очень полюбил этого художника и люблю до сих пор, и не раскаиваюсь, что встретился с ним в 23 году.

Здесь уже начали его делить: Николаев живописец или график. Усто Мумин очень разносторонний человек, одаренный, интересный, своеобразный художник, и, конечно, им гордится также и графическая секция, и Усто Мумин дорог всему Союзу художников… Имя Усто Мумина — это странное имя дал ему сам узбекский народ, мне кажется, что и узбекский народ ценит Усто Мумина, а раз ценит, значит, и знает.

Так, товарищи, я пожелаю не только от Союза художников, но я пожелаю от узбекского народа (беру на себя эту смелость) здоровья и долгих лет плодотворной жизни.

(Аплодисменты)

НИКОЛАЕВ (УСТО МУМИН):