Усыпальница

В эту минуту к ограждению из желтых лент подкатил покрытый пылью черный «лендровер». Машина остановилась позади «Хеврат Кадиша». Водителя Рэнд узнал сразу — это был Карлос из Тель-Мареша. Он помахал рукой и увидел, что к нему направляется Шарон.

— Это привезли оборудование! — крикнул он ей.

Дверца со стороны пассажирского сиденья открылась, и из машины кто-то вышел.

28

Южный Иерусалим, Тальпиот

Трейси не знала, что делать. Она видела, что отец заметил «лендровер», проследив за его взглядом, и поняла, что он узнал Карлоса, когда тот вышел из машины. Сначала Трейси подумала, что ей лучше пока не выходить, но потом усилием воли заставила себя взяться за ручку двери.

«Как неловко получается», — подумала она.

И увидела, что отец смотрит на нее. Рэнд перевел взгляд на Карлоса, потом снова на дочь. Трейси попыталась улыбнуться.

«Надо просто подойти и обнять его», — сказала она себе.

Но ноги не слушались, и Трейси подумала, не сесть ли ей обратно в «лендровер».

Отец медленно направился в ее сторону. По лицу трудно было понять, взволнован ли он.

«Нет, точно взволнован», — почувствовала Трейси.

Но было что-то еще, чего она не могла понять. Недовольство? Или разочарование? Но уж точно не радость, любовь или что-то в этом роде.

Она открыла рот, собираясь сказать: «Пап, привет!», но запнулась, и первым заговорил он.

— Что ты здесь делаешь?

Тон не был недовольным, но первые слова отца разочаровали Трейси.

— Привет, пап, — наконец выговорила она.

— Я не понимаю. Что ты здесь делаешь?

«Ясно, — подумала Трейси. — Ты не слишком рад меня видеть. Но не будешь же ты бесконечно повторять одно и то же».

— Я… в общем, хотела повидаться с тобой.

— А как же учеба? Как ты здесь оказалась? Что случилось?

— Ты не мог бы сказать хотя бы, что рад меня видеть? — поинтересовалась Трейси, осмелев. — Может, хочешь обнять меня и спросить, все ли у меня в порядке?

— Я рад тебя видеть, — запротестовал Рэнд. — Правда. Просто я несколько ошарашен…

— Ладно, проехали. Скажи мне, куда деть чемоданы, и я не буду путаться у тебя под ногами.

— Трейси, послушай, — начал Рэнд, протянув руки, но Трейси сделала шаг назад, подошла к «лендроверу» и стала выгружать чемоданы, швыряя их на землю.

Рядом оказался Карлос.

— Тебе помочь? — спросил он тихо.

— Нет! — крикнула она.

И добавила уже спокойнее:

— Сама справлюсь.

— Я только хотел помочь.

Трейси прислонилась к машине.

— Наверно, все вещи нужно выгрузить? — не унимался Карлос.

— Я сама это сделаю.

Она взяла два чемодана, а две сумки остались в багажнике «лендровера».

— Я вернусь за ними, — бросила она.

Карлос проигнорировал последнюю фразу, вытащил сумки из багажника и пошел за Трейси.

— Ты всегда такая упрямая?

— На себя посмотри, — огрызнулась Трейси.

Рэнд видел, как его дочь достает багаж из «лендровера», но все еще не понимал, что она здесь делает и как она сюда попала. Он стал быстро соображать. Ее приезд — это новые проблемы. Где ей остановиться? Сколько она собирается тут оставаться? И как он сможет ее устроить и заботиться о ней, одновременно занимаясь раскопками?

— Куда мне это нести? — спросила Трейси, которая уже стояла с ним рядом.

С самого начала разговора Рэнд не сошел с места.

— Сюда.

Продолжая держать в руке планшет, Рэнд подхватил у нее чемодан и направился к «фиату».

— Я приехал сюда вчера утром, — сказал он, оглянувшись через плечо. — У меня не было времени позаботиться о ночлеге. Положим твой багаж в машину, а потом поговорим насчет…

— Подожди, — перебила его Трейси возле машины. — Значит, мне негде остановиться?

Рэнд посмотрел на дочь, потом на Карлоса, потом на людей в черном и старшего сержанта Шарон, наблюдавшую за ними со своего поста у «Хеврат Кадиша». Снова перевел взгляд на Трейси.

«Хоть бы не все сразу», — подумал он, внезапно вспомнив слова Шарон.

«В Израиле все не так просто», — сказала она.

Теперь это звучало как пророчество.

29

26 год от P. X.

Иерусалим, Зал тесаных камней

— Тихо! — Каиафа ударил тяжелым посохом о каменный пол.

Синедрион собрался в срочном порядке, но присутствовали все до единого. И Гамалиил, и отец его Шимон, стареющий сын Хиллела Великого, и Ионатан, чье влияние растет день ото дня. И Александр, Никодим, Измаил, Елеазар.

— Это кощунство! — раздался громкий голос Иосифа Аримафейского.

— Позор! — послышались крики.

— Это оскорбление!

— Это подстрекательство!

Иосиф Вифанийский вышел вперед и разорвал на себе одежды до пояса.

— Идолопоклонство! — рявкнул он, и зал снова наполнился разъяренными криками.