Усыпальница

Большинство членов Синедриона знали, что Понтий Пилат, новый префект Иудеи, приказал Августовой когорте заменить на зимний период когорту, расквартированную в Иерусалиме.[19] Со стороны это выглядело как обычная ротация войсковых подразделений. Прежний префект Валерий Грат тоже периодически переводил римские когорты из одной части Иудеи в другую, причем делал это с завидной регулярностью. Главной причиной таких перемещений было желание префекта как-то разнообразить провинциальное существование, тоскливое и однообразное. Но прибывшие вчера вечером войска вывесили в крепости Антония штандарты с профилем императора Тиберия — прямо напротив Храма, с его северной стороны.

Появление этих штандартов, на которых сверкал чеканный золотой профиль императора, стало настоящим потрясением для иудеев, которые с первыми лучами солнца пришли в Храм возносить молитвы и совершать жертвоприношения. У стен Храма сразу собралась толпа, и вот-вот могли начаться беспорядки. Рельефный портрет императора в виду Храма был воспринят как святотатство, ибо нарушал одну из заповедей: Господь запретил евреям создавать изваяния — не только идолов, но и самого Бога.

Каиафа ударил посохом об пол и поднял руку. Крики стихли. Сделав жест Анне, который не торопясь поднялся со своего места в первом ряду, Каиафа не сказал ни слова. В зале стало еще тише.

— Анна будет говорить, — провозгласил Каиафа.

Первые слова Анны прозвучали еле слышно.

«Он намеренно говорит так тихо», — понял Каиафа.

Первосвященник не однажды видел, как тесть понижал голос, чтобы быть услышанным.

— Пусть говорит! — раздался крик с задних рядов. — Я хочу слышать, что скажет Анна!

— Хотя у нас с его высокопревосходительством Валерием Гратом и были некоторые разногласия, — начал Анна, и в задних рядах понимающе засмеялись, — он все-таки смог понять и научился уважать те требования, которые предъявляет к нам наша вера. Он постоянно держал Августову когорту в Стратоновой Башне. Возможно, новый префект не столь хорошо знаком с нашими обычаями.

— Или он хочет, чтобы мы подняли восстание! — крикнул кто-то, и по залу прокатилось волнение.

— Дайте Анне закончить, — сказал Каиафа, поднимая руку. — Пусть говорит.

Анна устало кивнул зятю.

— В прошлые времена нам удавалось не допускать псов в дом Хашема, — сказал он, и в зале снова одобрительно засмеялись, понимая, что речь идет о римлянах. — Но если сейчас мы поступим неосторожно, то псы останутся здесь надолго и при этом будут рвать зубами и царапать когтями.