Утаенные страницы советской истории. Книга 2

В итоге почти всех отпустил. Конечно, в местных органах и ведомствах были недовольные — это была их работа. Но Пантелеймон Кондратьевич сказал: «Решайте, по какую сторону тюремной стены вам больше нравится». Недовольные, видимо, быстро поняли, что это не острословие, а предупреждение, и все пошло как надо.

Когда Пономаренко докладывал об этом на Политбюро, Сталин сказал: «Передайте товарищам наше сочувствие, а поэту скажите, пусть и о тараканах не забывает. Дураков у нас еще много».

Время было жестокое

Истины ради следует сказать, что аресты в Белоруссии при Пономаренко не прекратились. Но, как справедливо указал один из исследователей жизненного пути Пономаренко, если бы в то время в Белоруссии не «приходили» за другими, то «пришли» бы за самим Пантелеймоном Кондратьевичем, который в меру возможности пытался уменьшить масштаб репрессий.

Из справки, подготовленной республиканским НКВД для Пономаренко, следует, что с 1 июня по 1 сентября 1938 года в Белоруссии было арестовано 6530 «врагов народа». Любопытно название самого документа «Статистические данные репрессированных шпионов, диверсантов и повстанцев польской, латвийской и немецкой разведок». Интересен социальный статус арестованных: среди них кулаков — 1844, колхозников — 1762, единоличников — 640, служащих — 1268, инженеров и научных работников — 16, рабочих — 424, рабочих совхозов, МТС и МТМ — 50, техников и мастеров — 20, кустарей — 227, служителей культа — 7, домохозяек — 48, без определенных занятий — 192, домработниц — 32. Арестовано было также перебежчиков — 610, дезертиров польской армии — 84, бывших царских офицеров — 163, добровольцев белых армий — 118, бывших контрабандистов — 579, членов «католического костельного актива» — 778.

Пономаренко, безусловно, понимал, что большинство арестованных никакими «врагами народа», а тем более латвийскими или иными шпионами не являются. В июле 1939 года в письме заведующему отделом ЦК ВКП(6) Георгию Маленкову Пантелеймон Кондратьевич откровенно указал: «Особенно массовый характер имело создание провокационных дел против советских и партийных руководителей в конце 1937 года и начале 1938 года. Были исключены из партии и по провокационным материалам арестованы руководители парторганизаций Белыничского, Руденского, Сенненского, Березинского, Червенского, Си-ротинского, Кормянского и ряда других районов. В течение второй половины 1937 года и начала 1938 года по прямому заданию руководства ЦК КП(6) в Белоруссии широко развернулись так называемые показательные процессы над районными руководителями. Арестовывались агрономы, директора МТС, заведующие райзо, райуполнаркомзаги, научные работники. Всякая ошибка или неудача в практической работе влекла за собой обвинение во вредительстве, шпионаже, диверсии и вызывала репрессии...»

Время было жестокое, и идти против его течения было бы самоубийственным. Поэтому неудивительно, что Пономаренко был вынужден играть по не им установленным правилам. Приходилось и ему ставить свою подпись на «расстрельных списках». В августе 1938-го он даже направил Сталину телеграмму с просьбой увеличить для Белорусской ССР квоту по «первой категории» (расстрел) на две тысячи человек, по «второй» (тюрьма или лагерь) — на три тысячи. Известно и его выступление в Гомеле 8 июля 1938 года, в котором он требовал решительно решать задачу по «выкорчевыванию врагов».

Но, повторим, имеющиеся факты позволяют утверждать, что Пономаренко пытался ограничить масштабы «чисток». Так, он потребовал от руководителя республиканского НКВД Наседкина — о чем тот позднее письменно доложил новому главе НКВД СССР Берии — отстранить от выполнения служебных обязанностей всех работников, которые принимали участие в избиениях арестованных. Но от этой идеи пришлось отказаться: Наседкин объяснил первому секретарю ЦК, что «если пойти по этому пути, то надо 80 процентов всего аппарата НКВД БССР снять с работы и отдать под суд».

К концу 1939 года Сталин и сам все больше понимал, что с репрессиями он «перегнул палку». В декабре, как вспоминал позднее Пономаренко, он докладывал вождю в Москве о ситуации в Белоруссии и затронул вопрос о «нарушениях социалистической законности». Сталин подошел к нему и вдруг сказал с горечью, как бы оправдываясь: «Люди на руководящие посты попадают случайные, выслуживаются как могут. А партия — единственное ведомство, которое должно наблюдать за работой всех, не допускать нарушений. Вы представляете в Белоруссии силу, выше которой ничего нет. Вы можете в любое время поднять трубку телефона и сказать мне, с чем или с кем вы не согласны. У вас неограниченные полномочия. Надеюсь, вы меня правильно поняли ?»