Утаенные страницы советской истории. Книга 2

К марту 1953-го в правительстве все более заметную роль начали играть ставшие членами Президиума ЦК на XIX партийном съезде молодые заместители председателя Совмина СССР — Вячеслав Малышев (до этого министр машиностроения и судостроительной промышленности СССР), Михаил Первухин (ранее министр химической промышленности СССР), Пантелеймон Пономаренко, Максим Сабуров (председатель Госплана СССР). Они постепенно превращались в фактических руководителей всего «экономического блока» правительства, значению которого в управлении страной «послевоенный» Сталин придавал все большее значение.

Известно его высказывание, сделанное в то время в беседе с руководителем венгерских коммунистов М. Ракоши, которого он предупреждал об опасности левацкого отрыва партийного аппарата от основной массы беспартийного населения: «Товарищи забывают, что коммунистическая партия, какой бы она ни была популярной, является лишь маленькой частицей народа. Подавляющее большинство населения, народ считает своим представительным органом правительство, поскольку оно избрано депутатами, за которых проголосовал народ». Это недвусмысленная рекомендация делать ставку при выстраивании модели государственного руководства на правительство, а не на аппарат ЦК партии.

Некоторые историки утверждают, что уже на XIX съезде партии уставший от бремени власти Сталин собирался уйти со всех постов. Действительно, правитель с трибуны съезда поставил вопрос о своей замене. Но реально передавать управление другому он еще не был готов. Съезд должен был стать лишь первым этапом в операции «Преемник». Однако не дремали и «старожилы Кремля».

«Просим взять свою просьбу обратно!»

К XIX съезду партии Сталин подошел очень уставшим человеком. Внутренний надлом у него, видимо, начался после смерти Андрея Жданова в августе 1948 года. Секретарь ЦК ВКП(б) Жданов, к тому времени второй человек в партии, был очень близок к вождю. Его утрата привела к душевному дискомфорту Сталина, круг общения которого вынужденно сузился до «четверки»: Маленков — Берия — Булганин — Хрущев. Они были хороши для вечерних застолий в Кремле и на ближней даче в Кунцево, но не более. Правитель утратил своего последнего друга, с кем он мог быть более или менее откровенным. А внешне лояльные «старики» Молотов, Микоян, Ворошилов начали его все больше раздражать.

Не все ладилось и в политике. Война на Корейском полуострове затягивалась. Американцы показали себя сильными и цепкими противниками, да и южнокорейское население не очень-то стремилось воссоединиться с «братьями на Севере» под красными знаменами. Китай с многомиллионным населением собрался «идти своей дорогой», и его руководство не горело желанием строго следовать директивам из Московского Кремля. Не так уж благополучно обстояли дела в советской экономике, требовалось совершенствовать механизм хозяйственного управления, но для этого нужна была проработка многих теоретических вопросов. Сталину пришлось самому браться за политэкономию социализма, но силы были уже не те, да и постоянно отвлекали дрязги между членами Политбюро.

Не лучшим образом на настроениях населения сказалось знакомство с жизнью в европейских странах. Побежденные жили комфортнее и сытнее победителей. Вновь развязались языки у представителей творческой интеллигенции. Номенклатуру, ее жен и детей одолевал мещанский быт. Поставленный на идеологию секретарь ЦК Михаил Суслов очень старался (вождь видел в нем перспективную фигуру), но был еще слабоват, чтобы нормализовать — в сталинском понимании — духовную жизнь общества.

Вождю докладывали, что осмелели и почувствовали силу прошедшие фронт генералы. В своем кругу они вели «крамольные разговоры» и ставили под сомнение заслуги Сталина в годы войны как Верховного главнокомандующего. Некоторых, в том числе предвоенного замнаркома обороны Григория Кулика, пришлось расстрелять, чтобы припугнуть остальных. Помогло, но ненадолго...

Не все было благополучно было даже в МГБ. Виктор Абакумов, которого Сталин поднял до заоблачных высот, вроде и был лично предан, но начал проявлять самостоятельность, постепенно разбираясь в сложном механизме высшей власти. Берия, хоть и оставался по-прежнему весьма эффективен, доверия тоже не внушал. Кто-кто, а Коба душу кавказца знал хорошо. Лаврентий Павлович в конце 1940-х годов расслабился, сбросив с себя груз ответственности за госбезопасность и политический сыск, его личная охрана хватала на улицах смазливых женщин и привозила на аудиенцию к своему шефу. Но не это беспокоило вождя: Лаврентий Павлович постоянно был в контакте с Маленковым и Хрущевым, и их доверительные отношения не могли не настораживать.