КИРПИЧЕНКО: Что ж, позиция Англии и США хорошо известна. Они сознательно оттягивали открытие второго фронта, давая противоборствующим сторонам возможность как следует обескровить друг друга… Между тем, долго оставаясь как бы за кадром, США достаточно напористо и активно действовали в своих интересах. Забегая вперед, скажу, что, когда руководители трех стран собирались на Тегеранской, Потсдамской и Ялтинской конференциях, у Сталина было достаточно полное досье о позициях союзников, что облегчало ему работу.
ЛОБОВ: Да, теперь уже известно, что в предвоенное время у нас разведка была великолепная. Иногда просто удивляешься, до какой степени все было отлажено, сколько людей туда было послано, как они там работали.
—
ОРЛОВ: Ну, здесь достаточно обратиться к декабрю 1941-го, когда мы отогнали немцев от Москвы примерно на 100–250 километров. 5 января в Ставке происходит совещание, Жукоц предлагает наступать и дальше, но только на центральном направлении, потому что на другие нет сил… А Сталин принимает решение: наступать шестью фронтами на трех стратегических направлениях. Жуков пытался возразить, Сталин его грубо осадил и сказал, это было оформлено директивным письмом, что нужно сделать 1942 год годом окончательного разгрома немецких фашистов. Что, Сталин так просто это решил? Не просто…
ЛАБУСОВ: Из Германии, Франции и других стран наша агентура сообщала, что немцы выдохлись в зимнем наступлении и блицкриг сорван. Очень повлияло и вступление в войну Америки… Были получены документы из французского Генштаба — информация представителя финской армии в группе немецких армий «Север», свидетельствующая, что если русские продолжат наступление, то немцы будут бессильны перед Красной армией…
ОРЛОВ: К сожалению, все это были ошибочные оценки…
ЛАБУСОВ: Но не дезинформация!
ОРЛОВ: Это, пожалуй, было отражение тех настроений, той эйфории, которая царила на Западе по поводу нашей победы под Москвой. Даже американцы в марте начали разрабатывать планы высадки в Европу…
—
ОРЛОВ: Разумеется, потому что считалось, что рейх вот-вот рухнет. И Сталин принял ошибочное решение продолжать наступление на трех направлениях. Хорошая возможность наступать на одном, главном, направлении реализована не была. Силы оказались разрознены, а потому, хотя мы и владели стратегической инициативой до апреля, задачи, поставленные фронтам, не были выполнены. Вот роль разведки в таких важнейших ситуациях…
ЛАБУСОВ: Без комментариев.
КИРПИЧЕНКО: Думаю, что на совести Сталина не только эта ошибка — были и другие, но, наверное, сейчас их ему приписывается гораздо больше, чем было.
—
КИРПИЧЕНКО: Действительно, время от времени пишут о том, как наш предатель был экипирован под руководящего работника военной контрразведки и со своей напарницей на самолете, потом на мотоцикле поехал в Москву убивать Сталина… Конечно, картинка яркая. Но как бы он убил Сталина? У нас была такая жесткая система пропуска и на парады, и на разные совещания, что этот человек не смог бы ни приблизиться, ни пробиться к Сталину. Все эти покушения — утопия.
—
КИРПИЧЕНКО: Да, это яркая страница в истории разведки. Повезло Николаю Кузнецову, встретившему фон Ортеля, который ему проговорился, что намечается серьезная акция. Фон Ортель руководил спецшколой по подготовке диверсантов в Гааге и со своими «учениками» должен был ехать в Тегеран. Он не сказал про убийство «большой тройки», но это можно было понять. Ни одна информация никогда не принималась как достоверная на сто процентов — всегда идет ее глубокая перепроверка, перепроверка, перепроверка… Информация, которую получил Кузнецов, подтвердилась, и мы уже действовали не вслепую.
ОРЛОВ: Кстати, то, что в Иране стояли союзные войска, сыграло свою роль в выборе Сталиным места для конференции. Ни Рузвельту, ни Черчиллю в Иран ехать не хотелось. Черчилль предлагал Каир, но Сталин настоял на Тегеране.