Утерянная Книга В.

Выскользнув наружу, старается держаться поближе к шатрам. Уже совсем темно, видны только бледные полосы по краям неба. Неподалеку слышится движение, негромкое звяканье, и Эсфирь, затаившись, пригибается к земле. Это ночная стража, свои, хотя как знать. Мужчины. Любой из них, заметив Эсфирь, оттащил бы ее обратно в шатер за ухо. А может, и что похуже, ведь она, оказывается, понимает так мало. Вдруг возьмут и затащат куда-нибудь, полезут под рубашку, воспользуются тем, что ей нельзя поднимать шум? Глотая слезы, она поворачивает в другую сторону. Они отрезали ей путь к шатру, где живет Надав. Эсфирь уже приходила к нему до заката, но не успела даже позвать, как вышла его мать («Его нет, ушел, соседские овцы…» – и тому подобное). Эсфирь не поверила. Не верит и сейчас. Но ей нельзя попасться, да и сможет ли она разбудить Надава, не разбудив его мать, и вообще не дело показываться Надаву с такой прической.

Эсфирь крадется к дворцовой стене, а оттуда медленно бредет вдоль, пока шатров не становится совсем мало. Здесь, у дальней (новой) границы лагеря с севера, есть еще один маленький лагерь, всего пяток шатров. В нем живут те, что колдуют. Даже раньше, в городских стенах, где все теснились вместе, колдуны селились отдельно, на дальней глухой улочке. Ее мать говорила, что так они сохраняют могущество, а их дети играют только между собой, чтобы потом, повзрослев, найти пару среди своих.

Матери Эсфири это было известно, потому что ее мать была одной из них, но покинула клан, выйдя замуж за чужака. А потом и мать Эсфири повторила ее путь, уйдя от своей матери, которая к тому времени уже знала, что от магии пользы женщине больше пользы, чем от любви. И все же дочь вышла за отца Эсфири, а когда Эсфирь родилась, мамина магия совсем ослабела. Когда мама рассказывала об этом, Эсфирь замирала, испытывая странное чувство. Как будто ей сказали, что у нее вырастет хвост, или есть тайное прозвище, или ей уготована особая судьба. Она старалась запомнить все – имена самых солидных и сильных в колдовстве семей, вроде Тулу или Ибрагим. Мама говорила о них со смесью уважения и восхищения. Только вот Эсфирь уже позабыла все, чему учила мама. Помнила только что-то про узелок, который та завязывала, не шевельнув и пальцем. Какой от него толк?

Эсфирь смотрит на шатры колдунов и злится на мать за то, что так легко отказалась от своей силы и стала простой швеей, а о будущем дочери и не подумала. В детстве мать порой клала руку ей на затылок и, взглянув на кучу одежды, которую надо было зашить, говорила: «Ну, поди». Как будто Эсфирь не могла не вернуться, и как будто мама всегда будет с ней. Еще до того, как мама заболела, Эсфирь предчувствовала беду. Она не знала других детей, может, дело было в этом. Бывало, она хватала маму за руки, впивалась ногтями, и та была вынуждена выгнать маленькую Эсфирь. Эсфирь мутит от воспоминания: большие мамины руки пытаются оторвать от себя ее детские ручки. Руки у матери были даже больше, чем у отца, и родители часто шутили об этом.

Небо над кучкой шатров светлеет. Эсфири жаль, что не унаследовала хотя бы маминых рук, раз уж с волшебством не вышло. У нее самой руки маленькие и всегда мягкие, какую грубую работу ни делай, а мозолей не бывает. И Надав говорил – какие мягкие. Красивыми называл. Как-то раз даже легонько укусил за палец. Это поразило ее, и в то же время было приятно. А сейчас Эсфирь думает об этом, и ей становится страшно: красивые руки ее не спасут.

Она ползет на четвереньках к самому большому шатру, который принадлежит семье по фамилии Га-доль – самым почитаемым колдунам. Эсфирь поднимает полог и залезает внутрь.

* * *

Наутро Эсфирь с сотнями других девушек ждет у ворот дворца. С ней Мардук. Он больше не суетится и не хорохорится: съежился, руки за спиной, сгорблен, как старик. Утром, когда все проснулись, дети (кроме Ица, который все знал) начали смеяться над ее волосами. Тетя ахнула, потом схватила ножницы и попыталась привести в порядок то, что осталось. Мардук побагровел от злости. Через час они вышли из шатра, чтобы уйти тихо, как думала Эсфирь, ведь дядя не разрешил даже повидаться с Надавом и сказать ему, что ее отсылают. Внезапно Мардук повернулся в сторону шатров и завопил, как одержимый: «Я веду Эсфирь к царю! Мы будем избавлены от страданий!»

Эсфирь с ужасом смотрела, как все высыпали из шатров и слушали хвастливую речь Мардука. Мечтал продавать инжир – и вдруг заговорил о спасении своего народа?

Она отворачивается, чтобы не видеть его.