Голос её становился все более томнее и казалось что он не раз его слышала. С хрипотцой и нотками раздражения. Эта мимика. Походка, с которой она вновь приближалась. Все это совершенно не свойственно Камиле, однако так похоже на…
В секунду Алан прижал девушку к стене, схватив за горло и заставив смотреть себе в глаза.
— Так бы сразу, — довольно промурчала шатенка, — давай, возьми меня прямо здесь. Ну же. Ты же этого хочешь. Давай, Алан…- с каждым словом голос её хрепел все больше от жуткого желания, от тугого раскаленной узла, что завязывается внизу живота, — давай, сыграем, Алан.
— Вот ты и попалась.
Девушку обволаквает голубой дым. Вместо тёмных волос на плечах лежат прямые светлые и тусклые, света в глазах нет. Только безумие и похоть. Перед ним стоит его сестра. Ту что много лет назад он заточил в Лимбо. Ту, что сошла с ума, убивая детей и питаясь их магией и судя по её поведению, она вовсе не раскаялась.
— Упс, — произнесла она пожав плечами, — неловко.
— И давно? — изогнул бровь ошарашенный Алан, — как ты смогла выбраться из Лимбо?
— 10 лет, — широко улыбалась девушка, — с того самого момента, когда ты предал глупую Ками и та совсем отчаившись, оставшись совсем одной решилась на сделку со мной. Бедняжка… Она так любила тебя. Её сердце было разбито, хотя… Глупая метафора. Как оно могло разбиться, если Джеральдин заботливо хранила его в шкатулке, — откровенно злорадствовала блондинка, — она была готова на все, но была слишком труслива чтобы убить себя, поэтому теперь она находится в Лимбо. Уже много, много, много лет и знаешь… Ей там гораздо лучше, чем с тобой.
— Нет, нет, нет… Ты не могла так превосходно играть. Всё её жесты, манера речи я все по…
— Ты все забыл, — склонила голову Ария с усмешкой глядя на брата, — неудивительно. Столько лет ходишь по земле. Мне совсем не приходилось играть. Почти нет. Только разве что терпеть побои Джеральдин, но ты же знаешь, у меня всегда был очень высокий болевой порог.
— Это не может быть правдой…
— Ты что всерьёз думал что Камила простила тебя? — злобно фыркнула блондинка, — хей, улыбнись, — она попыталась заставить Хейза улыбнуться, но тот злобно рыкнул. Он был ужасно зол, а его сердце разбито, — да она маленькая эгоистичная дрянь и тебе лучше никогда не вспоминать о ней! Зачем нам кто — то ещё, когда мы есть у друг-друга? Я вовсе на злюсь. Ты тогда был очень молод. Я хочу быть с тобой Алан… Пока смерть не разлу…
Удар по стене. Кровь. Разбитые костяшки. Вмятина. Ламия вздрогнула и замолчала, а Алан сильно сдал её подбородок двумя пальцами, смотря прямо в глаза, что так хотели его своими, что так ненавидили её.
— Я люблю тебя, — прошептала она, улыбнувшись.
— Я убью тебя, — процедил он, не переставая сверлить глазами, — я уничтожу тебя, Ария. Я превращу твою жизнь в кошмар. Ты пожалеешь, что не осталась в Лимбо и я найду способ спасти Камилу.
Тут же Хейз растворяется в воздухе, будто его и не было, но вмятина и следы крови не дают забыть о случившемся. Ламия грустно проводит пальцем по стене, потом облизывает его. Ей нравится вкус крови брата.
— Мы ещё сыграем, братик. Тик-так… Игра началась.
Она не понимает, что происходит и где находится. Яркий свет и белые стены в совокупности ослепляют. Каждое движение даётся с огромным трудом. Даже дышать больно. Словно кости прокалывают лёгкие, а по голове хорошо ударили кувалдой. Невозможно разглядеть комнату, невозможно дышать нормально и говорить. В ушах стоит шум.
Какие-то блеклые силуэты что — то переставляют. Видимо это люди. Голоса, что сложно разделить перемешиваются создавая какую-то белеберду, но все же она успевает расслышать пару фраз.
— Доктор Роджерс, когда ее можно будет забрать домой?
— Травма достаточно тяжела. Она не приходит в сознание 2 суток. В лучшем случае ей нужен ребелетационный период в течении месяца, в худшем полгода.
Хочется закричать «я здесь, я в сознании», но она не может. Кто-то приходит почти каждый день и заботливо держит за руку, поглаживая пальцы, а потом уходит и снова возвращается. Не хочется отпускать этого кого-то. Никогда…
С каждым днем слышится и видится все больше и когда шатенка раскрыла глаза, то увидела перед собой смутно знакомое, ухмыляющаееся лицо.
— Ну, здравствуй, Ханна или лучше сказать Алиса?
— Кто ты и где я?
— Неужели я так постарела? Хотя, мы видились, когда мне было всего 16, а теперь 35. Что же… Напомню тебе. Моё имя Виктория Роджерс и я дважды спасла тебе жизнь, — она задумалась, а потом поправила себя, — теперь получается трижды.