Утерянное искусство врачевания

— Это часы с будильником, — сказал я, четко выговаривая каждое слово. — Я даю вам ровно час, начиная с этой минуты. Если в течение часа я дважды услышу один и тот же вопрос, то немедленно прекращаю разговор.

С.В. был явно испуган.

— Вы не можете так поступить со мной. Я столько недель ждал этого случая! Я настаивал на совместном полете только потому, что хотел получить ответы на жизненно важные для меня вопросы. Дайте мне хотя бы два часа.

Я согласился, и он засыпал меня вопросами, на которые я уже отвечал бесконечное число раз. По прошествии часа я отвернулся от него, надеясь урвать хотя бы пару часов сна. Но этот номер не прошел. С.В. постучал меня по плечу и спросил, готов ли я защищать честь профессии врача.

— Она не требует защиты, — ответил я.

— Нет, требует, — настаивал С.В.

— Каким образом?

— Ни один врач не может обыграть меня в шахматы, — заявил он.

— А я смогу, — сердито бросил я, хотя не был большим специалистом по шахматам и не играл в них больше десяти лет. С.В. достал шахматную доску, и мы начали игру. Через 13 ходов я поставил ему мат. Проворчав, что мне просто повезло, он потребовал сыграть еще раз. Я согласился и поставил ему мат через 11 ходов. Когда С.В. стал настаивать на третьей партии, я заявил, что двух выигрышей вполне достаточно, чтобы он отстал от меня на всю оставшуюся жизнь. «Это стоит того, чтобы больше не подвергаться вашему жестокому обращению. Вы тигр, принявший обличье заботливого врача», — сердито пробурчал С.В.

Времени на сон не оставалось. В иллюминатор уже заглядывало восходящее солнце, наполнившее салон ярким утренним светом. Командир корабля объявил, что мы совершим посадку в аэропорту Хитроу через час. С.В. был свеж и бодр, словно вовсе не нуждался в сне. Он преподнес мне еще одну неожиданную новость. Оказалось, что он организовал для меня прием, на который пригласил лучших врачей Лондона. Прием должен был состояться в ресторане «Карлтон» в половине первого. У меня уже не осталось сил бороться с ним, и я только попросил перенести прием на час позже, с чем он немедленно согласился. Я понял, что теперь С.В. в полной моей власти.

В половине второго он ждал меня в лимузине с шофером, чтобы отвезти в ресторан. Накрытый стол поразил меня обилием деликатесов и изысканных вин. К сожалению, ни один из врачей не спросил С.В. о его лечении и выздоровлении. Самый большой интерес вызвали новые технологии, которые в то время начали применять в моей бостонской больнице. В конце приема С.В. предложил мне прогуляться, заметив, что это способствует пищеварению. Сам он почти не притронулся к еде.

Прогулка растянулась на несколько часов, и я продрог. Мы зашли в большой лондонский магазин, где, как выяснилось, моего пациента знали все продавцы и клерки. Они тепло приветствовали его, поздравляли с выздоровлением и говорили комплименты по поводу его цветущего вида. На это С.В. неустанно повторял, что он очень больной человек, после чего громко объявил: «Это мой американский доктор, профессор Лаун из Гарварда».

В конце дня я наконец-то избавился от своего странного пациента. Я провел с ним полные 24 часа, и теперь мне требовалась неделя, чтобы восстановить силы.

Десятого августа 1975 года С.В. написал мне: «Бостон замечательный город, я прекрасно отдохнул в нем. Возможность наблюдать вашу работу, ваш несравненный научный подход к кардиологии была для меня подарком. Я преклоняю голову перед вашим талантом.

В течение жизни я встречался со многими кардиологами, но ни один из них не проявлял такого интереса к моей личности, такого гуманизма и тепла, как вы и ваши сотрудники. Моя благодарность настолько велика, что я не могу выразить ее словами».

Перед этим, в июне, он написал моей секретарше: «Мое путешествие с доктором Лоуном было очень интересным и приятным. Ни он, ни я во время перелета не спали. Бедняга, он испытал напряжение, сравнимое с гестаповскими пытками, и не имел возможности сбежать от меня. Я спрашивал его о семье, родителях, дядьях и тетках, о детях, о религии, политике и тому подобном… но я сделал большую ошибку, попросив его сыграть со мной в шахматы. Было интересно наблюдать, как неожиданно преобразился этот добрый и мягкий человек. Его игра была сильной, быстрой и азартной. Должен признать, этот парень разделал меня под орех».

В течение последующих 13 лет С.В. несколько раз прилетал в Бостон. Он просил подобрать ему новые лекарства, но мне кажется, что главной причиной этих дорогостоящих поездок был поиск человеческого участия. Он вел себя как подросток, жаждущий понимания родителей. Кроме того, ему хотелось услышать от меня, что он будет жить. И хотя мои прогнозы были более чем оптимистичными, мне ни разу не удалось отговорить его от очередной поездки. Мы часто беседовали по телефону, и каждый раз, когда я заговаривал о нецелесообразности его приезда, С.В. заявлял, что я хочу избавиться от больного в критическом состоянии. Все это повторялось много раз, до тех пор, пока я не сдавался и разрешал ему приехать.