К этому времени внутреннее пространство кургана полностью очистилось от дыма, и посреди помещения стала видна гора растрескавшихся камней, холодная и серая. Лежавшие вокруг люди как по команде один за другим зашевелились, неохотно возвращаясь к жизни, и неуверенно стали занимать свои прежние места. В течение нескольких минут вся братия опять была в сборе, отряхнувшись от чар серебряных ветвей.
— С возвращением, Участники Паутины, — с некоторой торжественностью произнес Юстиниус. — Многое успело произойти, пока вы плыли Потусторонними морями... многое, о чем следует рассказать.
— У меня тоже есть новости! — сообщил Карбонек из Гланума.
— И у меня... тоже! — И у меня...
— И у меня! — говорили все один за другим, как будто они находились в разных точках одного и того же сна. Казалось, всем было что сказать. Темное помещение наполнилось голосами, и каждый хотел быть услышанным.
— Значит, мы видели сон? — спросил один из присутствующих громче остальных, и внезапно опустилось молчание. — И в этом сне являлся и говорил Верховный Жрец Нехтан. — Все согласно кивнули головами, и многие успели обменяться одобрительными взглядами, прежде чем другой человек подытожил:
— Да, было действительно так, как он говорит! Юстиниус старый жрец приказал немедленно передать тебе сообщение. Он просил напомнить, что наше число — двадцать плюс один, и что этот «один» стоит у входа, не осмеливаясь войти. Один — это ключ, —добавил он.
— Нет, это еще не все, — чуть ли не возмущенно вмешался Бретон. — Он приказал нам всем встретиться на Холме Змея, где на серебряных ветвях зреют яблоки и где смерть не может коснуться живущих. Вот что он сказал!
Теперь лицо Юстиниуса выражало полное понимание, он улыбался. Казалось, его чело озарилось солнцем.
— Теперь я понимаю, — сказал он, сияя улыбкой. — Ключ здесь, перед
нами! Войди, Тацит, и займи место, принадлежащее тебе по праву!
ждали, обмениваясь озадаченными взглядами.
Сказать, что я был к этому совершенно не готов, — значит, ничего не сказать. Это были те самые люди, которые, как мне еще совсем недавно казалось, собирались принести меня в жертву, а теперь они, похоже, предлагают мне стать одним из них. Боги... призраки... пророки... Сбитый столку и не зная, что предпринять, я раскрыл свою волю Вселенной и услышал слова: «ЧАСТО ДУХ ВЕЛИКИХ СОБЫТИЙ ЛЕТИТ ВПЕРЕДИ СОБЫТИЙ... В ТЕНЯХ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ РОЖДАЕТСЯ ЗАВТРА». И я заставил себя сделать шаг вперед.
Много слов было сказано, многими мыслями мы обменялись без тени осуждения кого бы то ни было — и меньше всего меня. Казалось, группа инстинктивно осознала мою роль... нашу роль и то, что нас ждет впереди, во всяком случае, за высокой вершиной Сноудонии, и что отчасти будет зависеть от нашей находки под каменной головой Брана. Итак, мы неистово принялись за работу, чтобы успеть до возвращения римлян.
Когда наконец гигантская скульптура лежала, опрокинувшись на бок, мы увидели первые бледные лучи восходящего солнца. Я, как знаток шрифтов и языков, должен был переписать послание, так что следующий этап открытия был в моих руках. Медленно, с особым тщанием, я соскребал слой за слоем слежавшуюся глину с основания монумента, пока нашему взгляду наконец не открылись сложные ряды рун, выгравированных в камне. Когда факел осветил поверхность, у присутствующих перехватило дыхание — дух старого жреца говорил правду... письмена были здесь! Когда я начал трудную работу по копированию написанного на обратную сторону императорского указа — единственного листа пергамента в моем распоряжении, —на лицах присутствующих опять затеплилась надежда.
Не успел я закончить воспроизведение необычных линий Огама, которые с трудом удавалось различить рядом с основным текстом, как в дальнем конце нашего лагеря началось волнение.
— Мы должны уходить... немедленно! Плоскодонки! Только что мы заметили два римских легиона. Если они выступят сейчас, то будут здесь еще до захода солнца. У них приказ уничтожать всех, кто остался в живых, я сжечь Священные Рощи! Рощи!
Три галла, оставленные на главном острове, чтобы вести наблюдения, вернулись и дикими криками оповестили о происходящем. Их паника опять оживила в памяти воспоминания о нависшей угрозе, наполняя ужасом сердца людей, спешивших к центральной поляне.