Утес - 5000 (СИ)

Когда кончился запас карандашей, в ход пошла помада. Но ее хватило только до середины ночи. Тогда Катя сходила на кухню, взяла нож и продолжила выцарапывать на обоях рвущееся из нее мистическое откровение.

И только первые лучи нового дня вернули ей былую плотность. Катя отошла от стены, выпустила из рук нож и, даже не глянув на результат, свернулась калачиком на диване, чтобы сразу уснуть.

Сквозь надвигающееся небытие она слышала, как отворилась входная дверь, как солдатские ботинки застучали по паркету, трепетно перенесенному оплаченными итальянскими руками на хабаровскую жилплощадь из корсиканского патио Наполеона. Она почувствовала, как чья-то сильная горячая ладонь приподняла ее лицо и уверенный голос произнес: "Ну что ж, будем знакомиться - Лихой Максим Максимович, полковник". Перед тем как окончательно отключиться Катя даже пробормотала что-то в ответ, и мистическая тьма, хихикнув ее сонному остроумию, проглотила внешний мир на несколько суток.

*

"- Ну, что скажешь?

- ...

- Продолжая молчать, ты ничего не выигрываешь, а тупо упускаешь возможность.

- Для начала мог бы ты не давить так сильно пистолетом?

- Чего?

- Ну, я имею ввиду, что для того, чтобы создать чувство тревоги необязательно со всей дури тыкать мне дулом в глазницу, достаточно просто держать на виду.

- Ты думаешь так чувство тревоги будет достаточно сильно?

- Не уверен в степени, но думаю разница неощутима.

- Знаешь, для человека, подвергаемого опасности, ты чересчур трезво рассуждаешь.

- Это потому что недоумение переигрывает опасность.

- Недоумение?

- Ну да, а ты считаешь у меня нет причин недоумевать?

- С чего это?

- Ну, например, ты вообще кто? Как я здесь оказался? Почему связан?

- Это не возмездие, если ты об этом.

- Ну, спасибо. Гора с плеч. Теперь я спокоен, и все встало на свои места.

- Это сарказм?

- Извини, что не могу поднять табличку.

- На самом деле нет никакой особенной причины, почему именно ты. Но у тебя есть возможность получить ответ на вопрос.

- На какой?

- Да почти на любой! Ты можешь задать мне один действительно важный вопрос, после чего я дам тебе ответ, приведу устройство в моей руке в действие, и тебе разорвет башку. Именно разорвет, ты видишь, что это серьезный калибр. То есть моментом твоей последней мысли будет обработка моего ответа. Поскольку мозг не может представить себе окончание мысли, то именно последняя мысль для него бесконечна, а значит мой ответ растянется для тебя в вечности.

- Ты что, наркоман?

- А?

- Что ты порешь? Бесконечность мысли, вечность.

- Ты считаешь, что это не так?

- Я считаю, что человек в таких ботинках, как у тебя, не имеет права заявлять, что он знает истину.

- А что не так с моими ботинками?

- Квадратные носы. Такие носили питерские тусовщики в 2000-х.

- Не любишь Питер?

- Не люблю, когда субботний вечер прерывается похищением с последующей необходимостью выслушивать бред от человека в ботинках с квадратными носами.

- Ну, и что же теперь, а?

- Стреляй, тупой мясник."

*

Максим закрыл скан с текстом и добавил коммент-резолюцию от своего отдела: "Не спеши бороться с ураганом. Возможно он дует в твои паруса." Мигнув зеленой галочкой служебной верификации, туманная мудрость замкнула тред-голосование, организованное третьим управлением по поводу литературных опытов одного из своих подопечных.

Вообще-то Макс никогда не увлекался арестантской прозой. А конкретно в этом опусе несмелая неловкость начписа смешивалась с бесстыжей прямотой. Настоящий писатель никогда бы не назвал своего угнетателя "тупым мясником" просиди он хоть десять лет на строгаче. Но цензорам с третьего было не до подобных нюансов - учитывая статус заключенного, выгода от раздувания его "творчества" сулила врагам немало правозащитных грантов по обе стороны границы. Ребятам же из "трешки" явно не хотелось в один прекрасный момент обнаружить у себя на зоне очередного нобелевского лауреата по литературе. Поэтому вопрос вынесли в Братский Круг.

Максим пролистал, не вчитываясь, пространные ветеранские комментарии "а вот в наше время", как всегда содержащие кропотливые и ненужные описания разнообразных способов запугивания, пыток и "естественных смертей". Его больше интересовало мнение других полковников, но все они отделались такими же туманными намеками, как и он сам.

Судя по периодическим кренам самолет начал заходить на посадочную глиссаду. Макс не любил пафос военных бортов и предпочитал перелеты обычным бизнес-классом SSeven. В отличие от вервольфов старой школы, он вполне мог затеряться среди гражданских, больше походя на менеджера среднего звена с уголовным прошлым, чем на могущественного представителя Братского Круга. А поскольку здесь, на Дальнем Востоке, он сейчас был единственным Полковником, то вполне мог прилететь и на личном боинге, и на ТУ-160, и даже на ступе с метлой - местные волчата любой вариант восприняли бы со подобающим священным трепетом. Что их действительно могло озадачить, так это вот такая частная скромность и простота.