Утешение Философией

IV.4. На это я заметил: справедливо то, что порочные хотя и сохраняют внешность человека, однако уподобляются животным по душевным качествам. Но можно было бы пожелать, чтобы ярости злых и испорченных людей не было дано свободы угрожать добрым людям.— Дело тут не в свободе,— ответила Философия,— и я не премину показать это тебе в подходящем месте. Однако предположить, что они лишены по-видимому имеющейся у них свободы, значит, по большому счету, снять с преступников наказание. Возможно, это покажется кое-кому невероятным, но неизбежно дурные являются более несчастными в том случае, если совершают желаемое, чем когда то, чего желают, осуществить не могут. Так, если несчастье — желать беззакония, то еще большее бедствие — мочь [его совершить], поскольку в первом случае плод злой воли остался бы несозревшим. Итак, каждому присущ свой род несчастья и трижды преследуют несчастья тех, которые, как ты видишь, желают зла, могут совершить его и совершают.— Согласен, но думаю, они избегли бы их, утратив возможность совершить злодейство.— Они избавятся от них скорее, чем ты думаешь, или, возможно, чем они сами ожидают, ибо нет в этих, столь тесных, пределах жизни ничего такого, ожидание чего было бы слишком долгим для бессмертной души {142}.

Великие упования порочных и нагромождения их злодеяний разрушаются часто внезапно и неожиданно — и это устанавливает меру их несчастья. Так, если порок делает людей несчастными, то порочный человек становится тем несчастней, чем дольше длятся его злодеяния. Я сочла бы таких людей самыми несчастными. Если бы смерть не подводила последнюю черту их злодеяниям. И исходя из наших суждений о природе беззакония явствует, что несчастье [бесконечно], если оно длится вечно.— Твое заключение очень странно и с трудом укладывается в голове, но мне кажется. Оно не расходится с предыдущими выводами,— сказал я.— Правильно, а тот, кто считает эти рассуждения не достаточно согласованными, пусть докажет, что какие-либо их предпосылки ложны, или выявит, что из сравнения со сказанным ранее не следует такой вывод. Иначе, если он согласен с предыдущим, у него нет никаких оснований оспаривать вывод.

То, что я намерена сказать сейчас, кажется не менее удивительным, но оно вытекает из изложенного выше.— Что же именно? — Более счастливыми являются порочные люди тогда, когда на них обрушивается наказание, чем когда правосудие не карает их {143}. Я не стараюсь теперь доказывать, что дурные нравы исправляются с помощью возмездия и исправляются под страхом наказания; и что в этом случае они служат уроком для других, чтобы люди отвратили души от предосудительного. Нет, я думаю. Существует иная причина, почему порочные несчастнее, когда они избегают наказания, если даже не брать в расчет исправительного действия наказания и его значения для наставления других.— Какая же иная причина? — Так вот: разве мы не признали, что добрые — счастливы, а злые — несчастны? — Признали.— А если чье-либо несчастье возмещается неким благом, разве он не счастливее того, кто испытывает несчастье само по себе, без всякой примеси блага? — Кажется, да,— сказал я.— Если же на несчастного человека, лишенного всякого блага, помимо того, из-за чего он несчастен, обрушится новое зло, разве он не почувствует себя намного более несчастным, чем тот, несчастье которого облегчает участие блага. Говорю ли я нечто, не соответствующее истине? Значит, порочные, [люди] получают некое благо, которое как бы присоединяется к ним, когда их наказывают, то есть само наказание согласно разумному порядку правосудия — благо. В результате, если они избегают наказания, не совершая какого-либо нового зла, сама их безнаказанность, представляет собой зло большее, чем они заслужили.— Этого нельзя отрицать, намного несчастнее порочные, избежавшие справедливого наказания, чем наказанные по справедливости.— Наказывать дурных людей — справедливо, оставлять не наказанными — непозволительно. Кто же это отрицает? — спросил я.— Ни один человек не будет оспаривать, сказала она,— что благо есть все свершающееся по справедливости, и, напротив, из того, что несправедливо, проистекает зло.— Это соответствует сказанному немного ранее. Но мне хочется знать, допускаешь ли ты, что душам полагается наказание после смерти тела? {144} — И великое,— ответила она.— Одни их них испытывают муки, данные в наказание, а другие очищаются милосердием. Но теперь не время рассуждать об этом.