Утешение Философией

IV.7. Понятно ли тебе, что следует из сказанного нами? — Конечно,— сказал я.— Все есть благая Фортуна, все есть счастье.— Разве так может быть? — Послушай, если любая Фортуна, будь то благосклонная или несущая страдание, имеет своей причиной или награду добрым или наказание и исправление порочных, то всякая участь есть благо, поскольку она или справедлива, или полезна.— Это верно,— подтвердил я.— Из рассмотрения согласно твоим указаниям провидения и судьбы становится понятно, почему они связаны наикрепчайшими узами. А ведь ранее ты относила это суждение к недоступным для понимания.— Неужели? — спросила она.— Да, так как люди привыкли говорить, что такой-то имеет несчастную судьбу.— Разве тебе хочется, чтобы мы снова обратились к простонародным толкам и последовали за ними в своих размышлениях? — Как тебе будет угодно,— сказал я.— Разве ты не считаешь благом то, что полезно? — Считаю.— Укрепляющее добродетель или исправляющее порок — полезно.— Несомненно,— подтвердил я.— Следовательно, и благодетельно.— Почему? — Разве не благая участь у того, кто, уклоняясь от пороков, вступает на путь добродетели? — Этого нельзя отрицать.— Что же касается радости, служащей наградой добрым, разве народ считает ее злом? — Нет, справедливо то, что люди считают ее достойнейшей.— А разве народ полагает, что суровая участь, доставшаяся порочным как справедливое наказание, исполнена блага? — Напротив, его мнение противоположно. Он усматривает в ней величайшее несчастье.— Поразмысли же, следуя мнению народа, не станем ли мы утверждать нечто непонятное и дикое? — Что же именно? — Из наших рассуждений явствовало, что всякому человеку, как тому, которому присуща добродетель, так и стремившемуся к ней, достается благая участь, в то время как наихудшая участь — у погрязших в порочности.— Верно,— подтвердил я,— хотя едва ли кто-нибудь дерзнул утверждать так.— А поэтому,— продолжила она,— мудрый человек не должен сетовать, сколь бы превратной ни была его Фортуна, как сильному воину не к лицу возмущаться, когда бы ни гремела боевая тревога Ведь для обоих из них трудности дают благоприятную возможность: одному для упрочения личной славы, а другому — для укрепления мудрости {157}. Потому добродетель и называется добродетелью, что она исполнена собственной силы и никакое несчастье не может победить ее. И , вставшие на путь, ведущий к вершине добродетели, живете не для того, чтобы утопать в роскоши и терять силы в наслаждениях. Вы обязаны вступать в жестокую духовную битву со слишком суровой Фортуной, чтобы не сломили вас бедствия, и с благоприятной — чтобы не ослабили удовольствия. Укрепляя собственные силы, держитесь середины. Тот, кто свалится вниз или вознесется слишком высоко, не сможет заслужить счастья и получить награды за труды. От вас самих зависит, будет ли горькой ваша участь. Запомните, все кажущиеся бедствия, если они не укрепляют и не исправляют, то значит наказывают.

IV.7(v). Десять лет ведя войну под Троей {158},

Смыл позор Атрид с родного брата,

Разорив фригийскую твердыню.

Долго ждал попутного он ветра,

Получив его ценою крови,—

Принеся как искупленье в жертву

Дочь богам свою от Клитемнестры.

Горевал о спутниках в Улисс:

Проглотил их Полифем в пещере,—

Великан неистовый и дикий,

Хоть жестоко отомстил коварный

Лаэртид, лишив Циклопа зренья.

Совершил Геракл дела большие:

Укротил кентавров непокорных,

Шкуру льва Немейского добыл он,

Истребил чудовищ меднокрылых,

Яблоки златые у дракона

Дерзостно украл герой Эллады.

Цербера сковал тройною цепью.

Одолел фракийца Диомеда,

В корм коням отдав царя-тирана.

Гидру ядовитую прикончил,

А речного бога Ахелоя,

Победив, вогнал в брега чужие.

Поразил он в Ливии Антея,

Какуса убил — грозу Евандра,

Удержал он свод небес тяжелый

На плечах своих и мощной вые.

Геркулес за труд свой величавый,—

За заслуги,— получил награду

По достоинству,— был взят на небо,

Ныне ж, храбрые, ввысь стремитесь!

Не бессильны вы, пример вас учит,

Победив все тягости земные,

Звезд достигнете!

КНИГА ПЯТАЯ