Утешители

– Я ей так и сказала. Лоуренс, дорогой мой, я волнуюсь.

– Что она имела в виду, заявляя, что чувство долга перед тобой заставило ее прочесть мое письмо Каролине?

– Не знаю. Возможно, она решила, что в ваших отношениях есть что-то, о чем я не знаю. Ну тут я ее и наставила на правильный путь.

– Ты ей сказала, что ее поступок – серьезное преступление?

Лоуренс пил уже третью порцию виски.

– Тише, милый, – сказала ему мать, словно унимая ребенка. – Не знаю, можем ли мы позволить себе обвинять Джорджину Хогг в преступлении. Ты должен мне рассказать все, что знаешь про бабушку. Нужно было сразу же рассказать.

– Хогг показала тебе письмо или только передала, что я в нем написал?

– Она предложила, чтобы я прочла, но я отказалась.

– Прекрасно, – сказал Лоуренс. – Мы блюдем наши нормы.

Его мать слегка улыбнулась, посмотрела на Лоуренса и вернулась к тому, что ее волновало:

– Джорджина очень великодушно отозвалась о том, что ты написал про нее, хотя уточнять не стала.

– Полагаю, она не предложила вернуть мне письмо? Оно моя собственность.

– Нет, она отказалась.

– И чем на этот раз объяснила?

– Сказала, что считает это своим долгом. Говорит, такие вещи частенько замалчивают.

– Шантажирует? – спросил Лоуренс.

– Она ничего не потребовала, – ответила Хелена. Затем, словно все сказанное было всего лишь нудным вступлением, она произнесла тоном человека, берущего быка за рога: – Лоуренс, это правда – то, что ты написал Каролине о бабушке?

– Да. Но я не считаю бабушку преступницей. Возможно, ее использует преступная банда. – Последняя фраза прозвучала у него не очень убедительно.

– Я была слепа, – сказала Хелена. – Проявляла элементарную невнимательность все эти четыре года после смерти отца. Нужно было сделать заботу о матери своей святой обязанностью. Нужно было заставить ее принять…

– Где Джорджина сейчас? Вернулась в Святую Филомену?

– Нет, уволилась. Я не знаю ее нынешнего адреса – была слишком ошарашена, чтобы спросить.

– Как она собирается поступить с письмом?

– Сказала, что сохранит его, больше ничего.

– Как она собирается поступить с бабушкой?

– Этого она не сказала. Ох, Лоуренс, я так волнуюсь за твою бабушку. Расскажи мне про это. Расскажи все-все-все.

– Всего я не знаю.

– Расскажи про алмазы в хлебе. Я ушам своим не поверила, но Джорджина и не думала меня разыгрывать. Я хочу знать, что происходит. Расскажи, что именно ты обнаружил.

– Хорошо, – согласился Лоуренс. Он знал о причудливой вере матери в то, что никакое зло не может ее затронуть. Это делало ее восприимчивой к новым идеям. Лоуренс видел, как она раз за разом смирялась с его выходками и капризами. Вот и теперь она, взволнованная, сидела в обшарпанной гостиной в своем поношенном синем платье, при дорогих жемчугах и со спущенной петлей на чулке, и Лоуренс подумал: «Она способна пройти сквозь джунгли без единой царапины».

Когда он закончил рассказ, она спросила:

– Когда ты отправляешься в Ледилис?

– Завтра пораньше. Поездом – машину сдам в ремонт. Возьму напрокат другую на несколько дней в Хейворд-Хите.

– Каролину с собой не бери.

– Почему?

– Она еще недостаточно окрепла, чтобы впутывать ее в эту историю.

– А по-моему, это пойдет ей на пользу.

– Если ты намерен расследовать это дело, она будет тебе только мешать.

– Каролина не будет – она очень смышленая.

– В таком случае попроси ее держать со мной связь. Попроси ежедневно звонить и сообщать, что там у вас происходит. На Каролину я могу положиться.

– От виски ты задираешь нос. На меня ты тоже можешь положиться.

– Подольстись к бабушке и вызнай правду, – попросила она.

Когда он уходил, она робко сказала, так чтобы его не обидеть:

– Попытайся выяснить, во сколько нам обойдется вызволить ее из лап этих мошенников.

– Мы не знаем, кто у кого в лапах, – возразил он. – Отцу лучше пока не говорить – история может оказаться вполне невинной, бабушкиным розыгрышем…

– Твоего отца я пока не буду посвящать в это дело, – решительно пообещала она. – Он так восхищается мамой. – И добавила: – Только подумать, что моя старая доверенная прислуга на такое способна.

Он подумал, что от слов «старая доверенная прислуга» отдает лицемерием.

– Ты думаешь, что я лицемерка, правда? – спросила она.

– Конечно, нет, – возразил он, – с чего бы мне так думать?

– Все в порядке?

Голос Лоуренса разбудил Каролину, но она все еще не очнулась от сна, и это затяжное пробуждение было одним из признаков выздоровления. Полусонная, она не могла сообразить, то ли Лоуренс произнес «Все в порядке?», то ли это еще предстояло произнести и вопрос должен был исходить от нее. Поэтому она села в постели и, все еще полусонная, спросила:

– Все в порядке?

Лоуренс рассмеялся.

Она встала, покачиваясь со сна, и прошла в ванную умыться и переодеться, но не стала закрывать дверь, чтобы можно было разговаривать.

– Что-нибудь было? – спросил Лоуренс.

Теперь она окончательно проснулась и сказала:

– Да. Повелитель мыльных пузырей лорд Том Нодди в эфире[7].

– Кто-кто?

– Мадам Баттерфляй.

– Ты не забыла про магнитофон?

– Нет. Я нажала клавишу. Но не знаю, записалось ли что, – ответила она неуверенно.

– Я проверю?