Утешительная партия игры в петанк

Прижался к Лоранс, вытянул руку и просунул ее между ее ног. Как всегда был сражен нежностью ее кожи, поднял ее руку и лизнул в подмышку, надеясь, что она повернется и отдастся ему. Покрыл поцелуями изгиб ее бедра, придерживая за локоть, чтобы не шевелилась…

– Чем это пахнет? – спросила она.

Он не понял вопроса, углубился под одеяло и…

– Шарль, что это за запах? – переспросила она, скидывая одеяло.

Вздохнул. Отодвинулся от нее. Ответил, что не знает.

– Это твой пиджак, да? От него воняет костром…

– Вполне возможно…

– Сними его с кресла, будь добр. Это меня отвлекает. Встал с кровати. Собрал одежду.

Кинул ее в ванную.

Если я не вернусь туда сейчас, то уже не вернусь никогда.

Вернулся и лег, повернувшись к ней спиной.

– Так что же? – говорили ее ногти, рисуя широкие восьмерки у него на плече.

Да ничего. Проблем с эрекцией у него нет, это он ей уже доказал. С остальным, пусть катится к черту.

Большие восьмерки постепенно превратились в маленькие нули и наконец исчезли вовсе.

И все равно она снова заснула первой.

Все просто.

Она же таскалась в «Риц» с этими истеричками кореянками.

А Шарль считал баранов.

А также коров, куриц, кошек, собак. И детей.

И ее beauty marks.^[255]

И километры…

Встал на рассвете, сунул записку под дверь Матильды. «В одиннадцать внизу. Не забудь удостоверение личности». И три крестика вместо подписи – потому что так обозначают поцелуи в той стране, куда она улетала.

Толкнул дверь подъезда.

Вздохнул полной грудью.

4

– У нас еще почти час, ты хочешь перекусить?

– …

Его Матильда сегодня была какая-то странная,

– Эй, ты чего, – спросил он, хватая ее за шкирку, – волнуешься, нервничаешь?

– Немножко… – вздохнула она, прижавшись к его груди, – я даже не знаю, куда еду…

– Но ты же показывала мне фотографии, они выглядят очень даже kind,^[256] эти Мак как их там…

– Целый месяц, это так долго…

– Да ладно тебе… Не заметишь, как пролетит… И потом, Шотландия такая красивая страна… Тебе понравится… Ну, пойдем пообедаем…

– Я не хочу есть.

– Тогда выпьем что-нибудь. Пошли…

Пробрались между чемоданами и тележками и нашли столик в самой глубине какой-то замызганной забегаловки. Только в Париже такие грязные аэропорты, подумал он. И почему так, что тому виной? Тридцатипятичасовая рабочая неделя, famous frenchy^[257] пофигизм или уверенность в том, что до самого прекрасного города в мире – рукой подать и ворчливых таксистов хоть отбавляй? Ответить не мог, но все это удручало.

Она покусывала кончик трубочки, беспокойно оглядывалась, то и дело проверяла часы в мобильном и даже не нацепила наушники.

– Не волнуйся, малышка, я еще ни разу в жизни не опаздывал на самолет…

– Правда? Ты полетишь со мной? – притворилась она непонятливой.

– Нет, – покачал он головой. – Нет. Но я буду каждый вечер писать тебе SMS…

– Promise?

– I promise.^[258]

– Только не по-английски, ладно?

Как же ей было сложно держаться независимо…

Шарлю тоже.

Впервые она уезжала так далеко и так надолго.

Перспектива ее каникул страшно его угнетала. Целый месяц вдвоем в квартире, один на один, без Матильды… Боже мой…

Взял у нее рюкзак и проводил до рамки металлоискателя. Шла она очень медленно, думал: разглядывает витрины. Предложил купить ей газет. Она отказалась.

– Может, жвачек?

– Шарль… – она остановилась.

Знакомая сцена. Он часто провожал ее в лагерь и знал, как эта самоуверенная девчонка теряет всякую уверенность в себе по мере приближения к пункту сбора.

Шарль взял ее за руку, чувствуя себя польщенным, что именно он и есть ее опора, и уже обдумывал, как бы ее ободрить и поддержать.

– Да?

– Мама сказала, что вы расходитесь…

Пошатнулся. Словно в голову врезался Аэробус.

– Как?

Сдавленное односложное «как» могло означать: «Как, значит, она тебе уже это сказала?» или же «Как? Я не в курсе…» Но корчить из себя крутого не было сил:

– Я не в курсе.

– Я знаю… Она ждет, когда ты оклемаешься, чтобы объявить тебе об этом.

Тяжелый аэробус. А380, что ли?

– …

– Она говорит, что ты сам не свой последнее время, но как только у тебя все наладится, вы расстанетесь…

– Вы… Странные у вас с мамой разговоры, для твоего возраста, – все, что он смог ей ответить.

Они подошли к нужному терминалу.

– Шарль?

Она обернулась.

– Да, Матильда?

– Я буду жить с тобой.

– То есть?

– Если вы и правда разойдетесь, предупреждаю: тебе придется взять меня с собой.

Поскольку последнюю тираду она умудрилась выдать точь-в-точь, как красотка в ковбойском фильме, небрежно сплевывающая табак, он ответил ей в тон:

– О! Понимаю я, к чему ты клонишь! Ты так говоришь, чтоб я и дальше делал за тебя твои задания по математике и физике!

– Damned.^[259] И как ты догадался? – она заставила себя улыбнуться.

Он сбился. Удар шасси пришелся на область живота.

– Но даже если ты говоришь правду, ты прекрасно знаешь, что это невозможно… Я все время в разъездах…

– Вот именно! Это меня устраивает… – опять отшутилась она. И добавила, поскольку он уже никак не поддерживал ее игру:

– Это ваше дело, мне плевать, но я буду жить с тобой. Так и знай…

Объявили посадку.