Утешительная партия игры в петанк

И вообще… до сих пор у него вроде неплохо получались миниатюрные домики. И если как следует порыться, в сараях наверняка и мрамор найдется… Совсем недавно видел где-то куски каминной облицовки…

Кейт не понравилось, что он платит Сэму и его приятелям, но Шарль стоял на своем. За работу надо платить…

Приятели, чья лень превосходила алчность, вскоре их бросили, тем самым предоставив им возможность познакомиться поближе. И оценить друг друга по достоинству. Как это часто бывает, когда вместе вкалываешь на солнцепеке, ругаешься, пьешь пиво и натираешь мозоли.

На третий вечер, когда они раздевались на мостках, задал ему тот же вопрос, что Матильде.

Шарль понял его нерешительность лучше, чем кто бы то ни было. Сам был точно в таком же положении.

Перед следующей страницей вложена фотография. Напечатал ее не сразу, через некоторое время после своего возвращения, несколько недель она валялась на его рабочем столе, пока наконец не убрал ее в блокнот.

Контрольная съемка перед сдачей объекта.

Просто контрольная съемка.

Фотографировала Granny, и им пришлось попотеть, чтобы объяснить ей, что надо нажать одну-единственную кнопку, и все. Poor Granny абсолютно не разбиралась в плодах цифровой эволюции…

На фотографии – они все. На пороге домика Недры. Кейт, Шарль, дети, собаки, капитан Хаддок и весь птичий двор.

Все улыбающиеся, красивые, все взгляды прикованы к дрожащим рукам старой дамы, а та в своем репертуаре, в любимом амплуа «звезды», которой самой не справиться, но они смотрят доверчиво.

Они не первый день ее знают… И уж она-то попадет в конце посылки.^[336]

Убранство домика Алис взяла на себя (накануне порылась в своих книжках и притащила Шарлю альбом Жефана де Вилъе…)^[337] Именно это больше всего подкупало его в этих детях… Они открывали перед ним новые миры… Будь то Сэм с его приемами дрессировки осла, или эта вот рукодельница, или Харриет с ее своеобразным чувством юмора, или же Ясин, который выдавал по сто любопытных историй в минуту… В общем-то они ничем не отличались от других детей, такие же утомительные, требовательные, непослушные, хитрые, шумные, ленивые, без конца ссорившиеся, но было в них и что-то особенное…

Внутренняя свобода, нежность, живость ума (и даже, пожалуй, мужество: надо было видеть, с какой готовностью, без жалоб и споров, они брались за все работы, на которые их обрекал огромный барак, в котором они жили), жизнелюбие и удивительное чувство солидарности с миром, особенно поражавшее его.