Утешительная партия игры в петанк

На площади Бастилии прослушал автоответчик.

«Надо поговорить», прозвучало в трубке.

Поговорить.

Забавная мысль…

Его угнетало не столько то, что сам он все больше отдалялся от этих берегов, а то, что берега подмывает вода.

И все же… Может быть… Отменить встречи, уехать подальше и вновь, как когда-то, посреди бела дня задернуть в номере шторы… Но все, что придумывал этот мужчина, идя по бульвару Бурдон, тут же опровергал архитектор: почва с обеих сторон стала слишком зыбкой, пришло время признать, что будущего здесь не построить.

Здание простояло одиннадцать лет.

Переходя на другую сторону, почувствовал, как в нем ухмыльнулся подрядчик: никто не может его упрекать за стройку более чем десятилетней давности.[102]

Исполнил свой долг, пожал руки всем, кому полагается, напомнил о себе нужным людям. Около одиннадцати, очутившись в ночи перед статуей Рембо, которую он ненавидел (разломанный надвое «путник в башмаках, подбитых ветром», и под этой ерундой надпись: «путник, в башмаках, взлетевших к верху»[103]), помедлил в нерешительности и сбился с пути.

Или, наоборот, его нашел.

7

— Ого! Явился не запылился! Ты вообще-то знаешь, скока щас времени? — подбоченившись, накинулась она на него.

Он отмахнулся от нее и прошел на кухню.

— Ну ты и нахал… И почему не позвонил? Я, заметь, могла бы быть и не одна…

Увидела, как вытянулось его лицо, и рассмеялась.

— Да ладно… Я же сказала, «могла бы», ок? Могла бы… — и поцеловала его.

— Ну проходи, будь как дома, собственно, это твой дом и есть… Welcome home, дорогой, и что же привело тебя сюда? Хочешь поднять мне квартплату… — и спохватившись: — О-па! Что-то ты сам не свой… Снова русские достают?

Он не знал с чего начать, не знал, сумеет ли он это сказать, поэтому выбрал что попроще:

— Я замерз, хочу есть и хочу, чтобы меня любили.

— Черт возьми… Плохо дело! Ладно… Пошли…

— Могу сварганить тебе омлет из не самых свежих яиц на просроченном масле. Пойдет?

Она смотрела, как он ест, открыла банку пива, отклеила свой никотиновый пластырь и стрельнула у него сигарету. Отодвинув тарелку, он молча смотрел на нее.

Она встала, зажгла подсветку вытяжки над плитой, выключила остальной свет, вернулась и поставила табуретку к стене, чтобы облокотиться спиной.

— С чего начнем? — спросила вполголоса.

— Не знаю, — он закрыл глаза.

— Нет, знаешь… Ты всегда все знаешь…

— Нет. Теперь уже нет.

— Ты…

— Что я?

— Ты знаешь, отчего она умерла?

— Нет.

— Ты звонил Алексису?

— Звонил, но забыл спросить…

— Ну ты даешь!

— Он меня взбесил, и я бросил трубку.

— Понятно… Хочешь чего-нибудь на десерт?

— Не хочу.

— И правильно, у меня все равно ничего нет… А коф…

— Лоранс мне изменяет, — перебил он ее.

— То же мне новость, — усмехнулась она. — Ой, прости…

— Это что, ни для кого не секрет?

— Да нееет, я пошутила… Кофе будешь?

— Получается, все знали…

— Есть еще травяной чай «плоский живот», если хочешь…

— Может, это я изменился, а Клер?

— Или «спокойная ночь»… Тоже неплохо, «спокойная ночь»… Расслабляет… Что ты говорил?

— Я больше не могу. Не могу.

— Эй… Ты что это, собираешься нам тут выдать кризис среднего возраста? Midlife crisis, как это теперь называют…

— А что, похоже?

— По-моему, очень…

— Какая гадость. Хотелось бы быть пооригинальнее… Кажется, я начинаю разочаровываться в себе, — пошутил он через силу.

— Ну, все не так уж страшно, да?

— Ты про старость?

— Нет, про Лоранс… Ей же это все равно, что в SPA-салон сходить..! Ну, не знаю… своего рода маска с омолаживающим эффектом… Эти маленькие шалости, в любом случае, намного безопаснее ботокса…

— …

— Да и вообще…

— Что?

— Тебя никогда нет дома. Вкалываешь, как сумасшедший, весь в делах, поставь себя на ее место…

— Ты права.

— Конечно, права! И знаешь, почему? Потому что сама такая же. Ухожу в работу, чтобы не думать. Чем больше я завалена этими гнусными делами, тем лучше. Гениально, думаю, занята надолго вперед… Знаешь, почему я столько работаю?

— Почему?

— Чтобы забыть о том, что масленка моя провоняла…

— …

— И что же, по-твоему, люди должны хранить нам верность? Кому? Чему? И как? Но… ты ведь любишь свою работу?

— Уже не знаю.

— Да любишь. И не кокетничай. И это счастье, за которое надо платить… И потом, у тебя есть Матильда…

— Была.

Она замолчала.

— Кончай, — разозлилась она, — эта девочка не просто совместно нажитое имущество… И потом, ты ведь не ушел от них…

— …

— Или ушел?

— Не знаю.

— Не уходи.

— Почему?

— Одному трудно.

— Ты вроде справляешься…

Она встала, распахнула дверцы шкафчиков, холодильника, везде хоть шаром покати, и посмотрела ему прямо в глаза:

— И это ты называешь жизнью?

Он протянул ей свою чашку.

— У меня нет на нее никаких прав, не так ли? Я имею в виду, юридически…

— Есть. Закон изменился. Ты вполне можешь подать в суд, предоставив свидетельские показания… Только тебе это не нужно, и ты сам это прекрасно понимаешь…

— Почему?

— Потому что она любит тебя, идиот… Ладно, — потянулась она, — ты не поверишь, но мне еще надо поработать…

— Я могу остаться?

— Сколько угодно… Наш допотопный «клик-клак»[104] в твоем распоряжении, вспомнишь молодость…