Утятинский демон. Книга вторая

– Да нет, почему. Очень хорошие. В том и беда наша. Понимаешь, забили наши безгрешные мамы нам голову своими моральными принципами. Что можно, а главным образом, чего нельзя. С плохими парнями не водись. Маленьких не обижай. Чужого не желай. Старших уважай. А чего их уважать? Человек с годами лучше не становится, по себе знаю. Копятся с годами черствость, эгоизм, склероз, маразм. А с ними вместе самомнение: все-то я лучше вас понимаю. Мамы совесть нам буквально в душу вколотили. От ошибок предостерегали. С танцев быстренько домой, а то мама волнуется. Компания на озеро с ночевкой, а мы дома останемся, что-то у мамы с сердцем… И так каждый раз. Они думали, что нас от жизненных ошибок уберегают, а оказалось, от самой жизни. Я это поняла, когда сама матерью стала. Поэтому никогда ни Леночку, ни мальчишек своими тревогами не грузила. Пусть мое сердце разрывается, но они должны ощутить свою молодость и совершать собственные ошибки.

Помолчали. Грета осмысливала услышанное и еще раз убеждалась, насколько близки они были с Леной, как подруга понимала ее и прощала ей это дурацкое соперничество.

– Так что, Грета, Таня на твоем месте сейчас влезла бы в эту историю всем своим длинным носом. Прошла бы по соседям, вызнала бы все, что случилось. Я думаю, она и Катю бы нашла.

– А Маргарита что делает? – вступился Гена. – Это же она сообразила, что Пашка может быть виновником.

– В общем, Грета, бога не гневи. Все обошлось. Даже нападение на тебя повернуло дело к лучшему. Раскрыто преступление. Найдены преступники. И то, что один из них погиб, а другой покалечился, тоже к лучшему. Если бы младший Семенов остался жив, знаешь, какие силы бы сейчас старший на это дело бросил? Ведь была уже групповуха у этой компании. Правда, без убийства. А может, и не одна…

– И что же, все глаза на это закрыли?

– Ты уж наших такими продажными не считай. Откупился Семенов не от властей, а от пострадавших.

Гена сказал:

– А знаете, Елена Карловна, если бы тогда Семенов сына не выкупил, сидел бы он сейчас в тюрьме и был бы жив.

– Вот и пусть Гришка этим всю оставшуюся жизнь мучается. Он это чудовище породил, он ему все позволял. Он и себе все позволял, а сынок-то видел… Ладно, будет об этой мрази говорить. Пошла я.

Елена Карловна ушла. Грета сдернула с головы полотенце и уставилась на себя в зеркало. Глаз, кажется, не пострадал. Оцарапана скула и припухло надорванное ухо. Да на плече синяк. «До свадьбы заживет» – сказала она своему отражению и показала язык. Затаившийся в кресле у двери Гена хрюкнул.

– Брысь, хозяин, – сказала она. – Чем за девушкой подсматривать, лучше бы за молоком сходил. Очень кашки хочется.

– Уже, – ответил он. – И молочко куплено, и кашка сварена. Прошу к столу.

– И поверю я, что кто-то из вас на такие подвиги способен. Кого припахали, Елену Карловну или Лидочку? – Увидела, как дернулся Кирилл, и заключила. – Ясно, Лидочку.

За обедом Грета, уткнувшись глазами в тарелку, думала: парни не забыли о том, что она утром пожаловалась на изжогу и сказала, что с обеда перейдет на каши. А Гена сходил за соседкой, чтобы она ее успокоила. Почему, кстати, за ней, а не за Таней? Она ведь и ему, и ей ближе? Нет, Таня сейчас своим тоненьким голоском стала бы причитать над Гретой. И еще больше вывела бы ее из равновесия.

После тяжелого дня угомонились рано. Только Грета никак не могла уснуть. Она бралась то за кроссворд, то за какой-то толстый том без обложки, то выключала свет и пыталась уснуть, то выходила на кухню и пила чай. В такой момент и настиг ее телефонный звонок.

Телефонные разговоры

18 июля.

16.01. К объекту приехал Казиев, юрист.

16.12. Звонок Тимофееву, начальнику охраны.

– Олег … мать! Живой ногой ко мне.

17. 20. С трубки Тимофеева.

– Здоров, Димон. Какие дела?

– Здравствуй, Олежа. Давно никаких дел не веду.

– Надо бы встретиться. Ты как, временем располагаешь?

– Время… понятие относительное. Может, у меня его вагон, а может, уже закончилось.

– Что-то мне настроение твое не нравится. Давай все-таки встретимся.

– А ты где?

– Я-то? На работе пока.

– А я в Цюрихе.

– Ну ни фига! А дома когда будешь?

– Не скоро. А может, и не буду.

– Да что случилось-то?

– Да ничего. Лечусь.

– Что-нибудь серьезное?

– А несерьезное в районной поликлинике лечат.

– Может, я подъеду к тебе… в Цюрих?

– Не успеешь, Олежек. Завтра с утра операция, а как дальше – кто знает. Поговорить-то я точно с тобой в ближайшие дни не смогу… даже при самом удачном раскладе. Так что свой интерес излагай без реверансов, и пошустрее, я важного звонка жду.

– Ну ладно. Помнишь, ты к боссу моему приходил с переговорами?

– Как же, было дело. Послал он меня конкретно.

– Так вот, возник у него интерес к твоему … ну этому, от которого ты приходил… как его?

– Помнится, мы имен не называли.

– А теперь нам его имя потребовалось.

– Извини, Олежа, я его забыл. Я вообще все дела сдал, когда за границу уезжал. И даже не знаю, кто теперь этими делами заправляет. Спросишь у знающих.

– Дима, ты что? Я что спрашивать буду? Кто на днях к моему боссу обращался, а когда тот его послал, большие подлянки ему сделал?