– Эта его, будто не заметила, что мы прошлое лето как всегда на даче провели. Строила из себя добренькую… Мол, не жалко, живите. А как наследство открылось… По закону тебе четверть акций полагается, а это такие деньжищи! Уж она наймет кого надо, лишь бы тебе не досталось. На эти деньги можно домик купить – где хочешь, хоть в Сочи! Но зачем нам в Сочи? Нам бы в какой-нибудь глуши, как наша дача. С другой стороны, без папочки твоего нам в глуши сложно будет… Кто нас отвезет-привезет? Кто все устроит, чтоб жить пять месяцев без хлопот? Летом-то ничего. Три километра до магазина в поселке можно пешком прогуляться. А зимой? Кто нашу проселочную грунтовку расчистит? Вот купить бы домик на окраине нашего поселка… Ведь продают люди дома, уезжают в город, в суету… А мне наоборот тамошняя тишина нравится. Я к тем местам привыкла, да и ты тоже. Помнишь, в лес ходили за черникой? Ты даже помогала мне ее собирать. Молодец. Как мы в этом году без дачи? Ума не приложу… Ирка, соседка – да-да, тетя Ира, ты ее знаешь, – говорит: продай квартиру. А я боюсь. Мало ли? Вдруг обманут с деньгами, а квартира пропадет?.. Да и так подумать – пока здоровы, за городом хорошо, а болеть лучше в городе. Тут все врачи. Тш-шш… Нет-нет, к врачу не пойдем. Не надо нам к врачу, мы не болеем. Что ты?.. Волосы мешают?.. Обросла, пора стричь.
Женщина отвела рукой челку с глаз дочери, погладила по голове, успокаивая.
– Завтра позвоню тете Юле, спрошу, есть ли у нее время тебя постричь. Тетя Юля хорошая. Ты ведь ее не боишься?.. Знаю, не боишься… Помнишь, она дала тебе швабру волосы подмести и потом похвалила, помощницей назвала?
Женщина смолкла и, продолжая похлопывать по одеялу, погрузилась в свои мысли. Когда она обращалась к дочери, на лице тлела теплая улыбка, но стоило отвернуться, как оно становилось привычно-озабоченным, скорбным и тоскливым.
– Адвокат обещал вести дело в суде бесплатно, а в случае удачного решения возьмет двадцать процентов. Говорят, это примерно миллион, значит наших – четыре… Да разве эта его упустит из рук такие деньжищи? Если ей столетнего дома в глуши и то жалко… А ведь это Колин отчий дом, родительский. Там его мама с Мариной до самой смерти жила. Пока мы не поженились, я Колину сестру и не видела. Потом уж, когда ты родилась, заметила сходство. Ты рыжая и она рыжая… – женщина вздохнула: – Марина добрая была. Жаль ее. Недолго она протянула в интернате после смерти Марьи Филипповны… Сходство-то ваше я заметила, да не знала, что имея такую генетику прививки делать нельзя. Хотела как лучше… Молодая была, глупая и никто не подсказал. Прости меня, доченька!..
Она не заплакала. Слезы ее давно иссякли. Даже на похоронах бывшего мужа, человека, которого, несмотря ни на что, продолжала всю жизнь любить, не смогла выдавить ни слезинки.
Задумавшись, она молчала несколько минут, за это время дочка ровно задышала, ресницы больше не дрожали. Заснула.
Женщина поднялась с места и вновь подошла к окну. Снегопад закончился. Ночь стояла неподвижная, безмолвная, белоснежная. «Надо же! Начало апреля!» – подивилась она. Затем присела перед небольшим, бабушкиным еще, туалетным столиком. Не глядя в зеркало, потянулась рукой к кукишу на макушке, щелкнула заколкой, распустила волосы, расчесала их и механическими заученными движениями заплела в тощую косицу. Встала, дернула шнурок торшера. Остался гореть лишь неяркий ночник.
Скинув на стул халат, она улеглась в постель и закрыла глаза. В который раз за последние месяцы вздохнула: «Ох, Коленька, что ж ты не позаботился о нас, что ж завещание не написал? Хотя, кто в таком возрасте о смерти думает?»
Благодарение Богу, она не страдала бессонницей и спустя пять минут спала. Две луны: белая, ущербная на черном небе за окном, и настенная – полная, желтая, со смешным медвежонком посередине, освещали комнату. На диване спала пятидесятилетняя мать, на лице которой еще можно было заметить следы рано увядшей красоты, на кровати – ее дочь, только во сне выглядевшая как обычная тридцатилетняя женщина.
Женщины. Судьбы. Рассказ второй
В комнате стоял смрад. Зловоние насмерть въевшегося в стены и обивку мебели табачного дыма, запахи плесени, давно немытого тела, грязных тряпок, мочи и разложения смешались в адский коктейль, вынуждающий любого заглянувшего сперва зажать нос платком, и лишь после войти.
Впрочем, заглядывали сюда не часто, даже не каждый день.
Женщина, лежащая на серой, в разводах высохшего недержания простыне, прикрытая прожженным в нескольких местах пледом, не могла бы ответить, когда в последний раз видела человеческое лицо.
Кто это был? Врачи, отказавшиеся увозить ее в больницу или Галина, притащившая миску супа? Когда соседи вызвали «скорую», за окном было темно. Галина приходила днем. Что было раньше, а что потом?.. Не вспомнить.
Мысли путались и обрывались, ни одну она не могла додумать до конца.
Когда ела? Вчера, позавчера?.. А зачем? Все равно не приживется. В прошлый раз даже не сумела голову с подушки спустить, все волосы в рвоте.