Утомленные вином

Он был великий защитник, но не командный человек. Вряд ли кто-то мог назвать его другом.

Один из лидеров «Спартака» назвал его «человеком дремучим».

На льду Виктор жил, творил, а в личной жизни был человеком несчастным.

Одиночество — тяжелый недуг. Лечить его можно всепоглощающей работой или водкой.

Но все равно дома родные стены давят, и физически ощущаешь молчание телефона.

Скажете: есть друзья?! Но у каждого своя жизнь, свои проблемы.

И Виктор не столько понимал, сколько ощущал свое одиночество, отсутствие заботы, тепла, семейного очага.

Закончилась игра, завтра выходной. Хоккеистов поджидали жены, подруги. Компаниями ужинали в ресторанах, собирались на квартирах.

Чего греха таить, и фужер поднимали, но не квасили до синевы. К тому же жены, да и подруги не давали возможности нарушать режим. Многократно был свидетелем таких застолий.

Виктора же поджидали собутыльники. Деньги у него были хорошие, да и человек он щедрый. Незамысловатая закуска и много-много бутылок.

Дружки же завтра с бравадой сообщали на работе, что «поддавали с Виктором Блиновом, что Бобров сказал это, Майоров это…»

В выходной всегда рядом сосед Аркадий Иванович. Ну как тут не опохмелиться.

«С Олимпийских игр в Гренобле мы, группа журналистов, — рассказывал один из них, — вернулись на два дня раньше хоккейной сборной.

Позвонила Галина Евгеньевна, жена Майорова: „Давай встретим Бориса“.

В аэропорту Майоров спросил:

— Место в машине есть? Захватим Витю Блинова, нам по пути, он живет в Химках.

И после паузы как бы озвучил то, о чем думал:

— Один он, совсем один…

Хрущевская облезлая пятиэтажка.

На шум мотора на третьем этаже распахнулось окно.

Небритый, нечесаный, неопределенного возраста мужчина в линялой майке, в руках — по бутылке водки:

— Витек, здорово. Мы тебя ждем, Семен уже у меня, все готово!

И он торжественно приподнял поллитровки над головой, как кубок за победу на чемпионате мира.

— Аркадий Иванович, я здесь! — улыбка озарила монгольского типа лицо Блинова.

Он достал из багажника огромный баул, набитый хоккейным снаряжением, я подхватил два пакета, и мы поднялись в его квартиру.

Однокомнатная, пятнистый пол, облезлый диван, шкаф с одной дверцей, три стула разноцветной обивки, полинялые косые шторы, кривой абажур…

В кухне — на столе полка, в раковине — посуда.

Унылое зрелище.

— Может, останешься, посидим? — искренне предложил Виктор.

— Спасибо. Договорились — едем к Борису».

Вот она, гримаса нашего бытия: тренер сборной Аркадий Иванович Чернышев сделал Блинова олимпийским чемпионом, чемпионом мира. А сосед пьянчужка

Аркадий Иванович спаивал, приближал его кончину. Может, это и совпадение.

В Москве, в однокомнатной квартире Блинова, побывало немало омичей. Он не мог никому отказать, пускал всех.

Иногда гости занимали на полу весь периметр комнаты.

О широте души Блинова было известно многим, и люди, разумеется, этим пользовались.

Само собой, не обходилось без выпивки.

Вопреки сложившемуся стереотипу, водку Блинов почти не пил.

Холодильник был загружен красным вином — напитком, который Виктор с друзьями употреблял еще юношей в Омске.

Или после игры — команда на сборы.

Виктор с мокрой после душа головой вылетал из раздевалки, устремлялся в буфет, где в подсобке специально для него сердобольная буфетчица Валя приготовила стакан коньяка и конфетку.

Видел, как он после игры сбрасывал коньки с голых ног. Деньги-то на носки были, но ведь их нужно купить, иногда стирать.

Возможно, слабость Блинова была предопределена его одиночеством.

На этом сходятся как его омские друзья, так и московские.

В Омске девушки у Виктора не было. Да и какие могли быть девушки, если после изнуриельных тренирово было только одно желание — поспать.

Даже в традиционные для ветеранов команды, челябинских «легионеров» Документова и Сермяжко, самоволки Блинов не ходил.

Танцев не любил, специально ни с кем не знакомился. Но практика «употребления» после матчей все-таки коснулась и его.

Отсутствие звездной болезни сыграло в итоге с Блиновым злую шутку.

Он охотно шел на контакт, мог открыть душу любому и любого выслушать.

Часто дело заканчивалось выпивкой. Но все равно — в этой кутерьме из поклонников его таланта, простых болельщиков, которые после победы могут бесплатно подвезти домой, а после поражения обложить трехэтажным матом, юродивых, требующих к себе внимания, и хитрецов, набивавшихся в друзья ради выпивки и денег, — он все равно ощущал себя страшно одиноким.

Один из ветеранов омского хоккея однажды сказал: «Вина омского хоккея в том, что мы не сохранили Виктора Блинова.

Вина московского хоккея — в том, что в Москве никто не помог Виктору из его ситуации выбраться.

Его использовали, как функцию. Дает результат — и слава богу, все остальное — не важно».

Неудивительно, что со временем червь одиночества «выел» душу Блинова изнутри.

Все чаще случались застолья, все больше было «друзей», с которых эти застолья начинались. А настоящих друзей — не было.

Виктор Блинов все равно оставался «сам по себе».