Утопающий

Ал кивнул, все ещё не понимая, что от него хотят.

– Расслабься, я не собираюсь тебя ругать, – словно прочитав мысли Ала, хмыкнул Шизуко. – Почти. Все-таки стрельба по пивным банкам в поле с отцом не совсем подобает этикету школьного сочинения.

– Извините, – пробормотал Ал, хоть и не считал, что должен был заменить банки на глиняных голубей.

Он все еще опасался, что если учитель и не начнет его ругать, то будет задавать вопросы. Шизуко единственный выговаривал полное имя Ала, говорил на английском бегло и без акцента. Ходили слухи, что он вернулся в Японию после стажировки с США, однако перед школой работал в местном музее.

– Но я так же хочу тебя похвалить, – продолжил Шизуко, слегка прищурившись. – Хорошо написано, Александр, очень хорошо. Ты увлекаешься этим?

– Я никогда раньше не писал, – признался польщенный Ал. Фантазия у него была богатая, а в голове всегда крутилось столько мыслей, но Ал излагал их на бумаге в качестве рисунков. – А что такого хорошего в моем сочинении?

– Ты хорошо описал свои чувства по отношению к отцу, – ответил Шизуко, снова взявшись за листок и пробегая глазами по сочинению Ала. – Я, не зная вас, разобрался в ваших отношениях.

Он пристально взглянул на Ала, и мальчику стало не комфортно. Ему не очень-то хотелось, чтобы кто-то заострял внимания на их отношениях с отцом.

– С твоего позволения, это даже немного печально.

– Верно, – легко ответил Ал. – Мы редко видимся.

– И тем не менее, он находит время сводить тебя пострелять по банкам, – заметил Шизуко.

– Находит, – буркнул Ал.

– Несмотря на ***?

– Что такое ниору? – переспросил Ал.

Он так и не узнал значения этого слова. Всегда либо забывал, либо стеснялся. Сейчас же он был не в том настроении, чтобы смущаться.

– Командировки, – ответил Шизуко на английском.

Ал поднял голову. Точно, учитель английского мог перевести ему любое слово. Мальчик и не думал об этом, когда переспрашивал.

– Вы хорошо знаете английский, – заметил Ал не столько из интереса, сколько как способ перевести тему.

– Да, я учился в Америке, – моргнул Шизуко, все еще внимательно осматривая Ала.

– О, правда? А где?

Учитель помолчал несколько секунд, а потом ответил:

– Стоктон. Не большой город.

– Понятно, – ответил Ал.

Он был без понятия, где это, но и интересоваться не хотел.

Шизуко снова моргнул, словно получил ответ на не заданный вопрос, а затем махнул рукой.

– Можешь идти.

Юдзуру спросил об их разговоре только на обеденном перерыве.

– Что хотел господин Шизуко?

На улице было не холодно, поэтому ребята уединились рядом с умывальниками у спортзала. Положив под себя сумки, чтобы не застудиться от холодного бетона, они сели.

– Похвалил за сочинение, – задумчиво отозвался Ал. – Юдзу, я забыл обед.

– Что, весь? – поднял брови Юдзуру.

Ал развел руками, и друг, скорчив недовольную гримасу, протянул ему контейнер. Ал часто что-то забывал, поэтому удивления у друга это не вызвало, но сегодня причина оставить обед дома у Ала была.

– И что, просто похвалил и все? – продолжил друг.

– Еще сказал, какой я умный и талантливый, и…

– И носитель языка, – закончил Юдзуру.

– Вообще-то я носитель русского, – значимо ответил Ал. – А английский я учил своими силами и великолепным умом.

– И родителями, – добавил Юдзуру. – С рождения.

– Ты умрешь, если меня похвалишь? – воскликнул Ал.

– Много хочешь, – пробурчал тот, дожевывая сосиску.

Юдзу единственный в этой стране, за исключением, конечно, бабушки, знал о том, что Ал из России, и лишь в пять лет переехал с родителями в Америку. Он знал даже то, что Алу пришлось вернуться туда и жить два года у дяди из-за работы отца.

– Ты про свою смерть или про мою похвалу? – уточнил Ал.

– Мою смерть? – возмущенно протянул Юдзуру. – Хочешь от меня избавиться? А кто будет объяснять тебе то, что ты не можешь перевести или не понимаешь? Ой, я оговорился, давать списывать.

– Кроме сочинений, – Ал, оглядывая деревья перед рисовыми полями, словно из-за них за ним будет кто-то следить, потянулся через Юдзуру за бутылкой сока, лежавшей у того в сумке. – Ведь я великий писатель.

– Попробуй что-нибудь написать без ошибок на японском, – парировал Юдзуру.

– Всех кандзи даже ты не знаешь, – мотнул головой Ал. – Никто не знает.

– Ты путаешь хирагану и катакану.

– Когда она написана на доске. Но так ты можешь не бояться, что я у тебя что-то подсмотрю. Все равно не разберу твои каракули.

– Я боюсь не этого, а общаться с таким придурком.

Лицо Юдзуру вдруг перестало быть насмешливо-расслабленным. Странно было общаться с человеком, который думает, что переходит черту на таких мелочах. Но Ал лишь улыбнулся.

– Как же такой трусливый человек собрался в парк развлечений ехать? – деланно удивился он. – Или и там будешь изображать пай-мальчика и не пойдешь никуда, где не написано двенадцать плюс?

Юдзуру повернулся к нему со странным выражением на лице.

– Сеншу, парк в Аките, не парк развлечений, – ровно произнес он. – Там одни деревья и памятники.

Ал почувствовал, что сдувается, как шарик.

– Идиот, – Юдзуру все же улыбнулся и отвернулся.

– Заткнись. Я не местный.

– Иностранец-идиот.

– Юдзу, а пойдешь с ним на площадку?