Утопия-авеню

Перед отъездом в Лёвен мисс Дюбуа оставила гитару Джасперу, заручившись обещанием, что к весне он достигнет больших высот. Незадолго до Рождества Джаспер сыграл дедушке «Yes, Sir, That’s My Baby» и «Forty Miles of Bad Road»[143] Дуэйна Эдди. Grootvader Вим, который из-за болезни не приезжал к Джасперу несколько недель, очень обрадовался поразительным успехам внука и нанял для него преподавателя, профессионального гитариста родом из Бразилии, женатого на голландке из Гааги. Преподаватель приезжал в Рийксдорп раз в неделю. На субботних концертах Джаспер теперь исполнял сложные и продолжительные композиции, иногда даже собственного сочинения. Впрочем, когда его об этом спрашивали, он называл их «аргентинскими народными мелодиями». В подарок на Рождество Джаспер получил проигрыватель «Филипс» с наушниками – «от семейства де Зут» (на самом деле – от Grootvader Вима). Мисс Дюбуа подарила записи Баха и Мануэля Понсе в исполнении Абеля Карлеваро. Преподаватель гитары вручил ему комплект пластинок Андреса Сеговии «Мастер испанской гитары» и альбом Одетты «Odetta Sings Ballads and Blues»[144]. Джаспер провел целый день, разбирая песни Одетты, ноту за нотой, аккорд за аккордом, слово за словом. Он не считал себя певцом, но если приходится напевать мелодию, то почему бы и не словами? На первом же субботнем концерте 1963 года Джаспер исполнил одну из песен Одетты, шанти «Санти Анно», и его вызвали на бис. Повторения потребовали не дважды, а трижды, но Джаспер вовремя вспомнил слова преподавателя: слушателей не следует пресыщать.

Зима выдалась суровой. По всей стране замерзли каналы, но Элфстеденстохт, конькобежный марафон по Фрисландии, по кольцевому маршруту через одиннадцать городов, пришлось прервать, когда из десяти тысяч стартовавших участников на дистанции осталось лишь шестьдесят девять, избежавших переохлаждения или обморожений. Джаспер отрабатывал технику игры на гитаре по самоучителю Франсиско Тарреги. Перед своей ежегодной поездкой в Южную Африку отец Джаспера решил навестить сына. Джаспер сыграл ему «I’ve Got It Bad (And That Ain’t Good)» и «До-мажорный этюд» Тарреги. На этот раз Гюс де Зут задержался в Рийксдорпе дольше, чем планировал. На следующей неделе монахиня из Венло умерла во сне, и Джаспер сочинил «Реквием по той, кто жульничала в скрэббл». Некоторые пациенты растрогались до слез. Джасперу понравилось, что музыка дает ему возможность управлять их эмоциями.

Весна принесла тюльпаны и перемены. Однажды апрельским утром Джасперу почудилось, что он слышит далекое «тук, тук, тук…». К вечеру его подозрения оправдались. Доктор Галаваци предположил, что организм Джаспера приспособился к квелюдрину и препарат больше не оказывает желаемого действия. Попытка заменить его другими нейролептиками привела к тому, что стук усилился, поэтому дозу пришлось увеличить до пятнадцати миллиграммов. Формаджо прислал полный комплект пластинок Гарри Смита «Антология американской фолк-музыки». Джаспера привлекали блюзовые мотивы. Под началом своего преподавателя-бразильца он освоил «Воспоминание об Альгамбре» Тарреги. Это было так прекрасно, что дух захватывало. Распускались бутоны. Жужжали насекомые. Стучали дятлы. Леса полнились птичьими трелями. Джаспер разрыдался, но не мог объяснить почему. Когда организовали экскурсию на поля тюльпанов, Джаспер сел в автобус вместе со всеми, но едва отъехали от Рийксдорпа, как он начал задыхаться. Его отвезли назад. Миновала первая годовщина его пребывания в лечебнице. Сколько их еще будет? Две, три, десять?

Стук возобновился. Доктор Галаваци увеличил дозу квелюдрина до двадцати миллиграммов и предупредил Джаспера:

– Это максимум. Иначе откажут почки.

Джаспер чувствовал себя котом на последней, девятой жизни.

В один из августовских дней в Рийксдорп приехал Grootvader Вим с Хайнцем Формаджо, который подрос дюймов на шесть, растолстел, а также обзавелся бородкой и габардиновым костюмом. На следующий день Формаджо предстояло отплыть из Роттердама в Нью-Йорк. Какой-то институт в Кембридже, штат Массачусетс, предложил ему стипендию. Друзья уселись под миндальным деревом. Джаспер сыграл «Воспоминание об Альгамбре». Формаджо говорил о школьных приятелях, о театре, о плавании под парусом среди греческих островов и о новой науке кибернетике. Все новости Джаспера сводились к размеренной жизни пациента психиатрической лечебницы. Ему очень хотелось освободиться от нескончаемой борьбы с демоном или, если верить доктору Галаваци, с психозом, который маскируется под демона. Глядя, как автомобиль Grootvader Вима увозит Формаджо в его блестящее будущее, Джаспер внезапно осознал, что смерть – это дверь, и спросил себя: «Что делают с дверью?»

Дверь распахивается в коридор, полный смеха, шуток и музыки с альбома «Getz/Gilberto», включенной на полную громкость. В греческих урнах вздымаются стебли орхидей и лилий. Дуга лестницы тянется к модернистской люстре. В вестибюле возникает мужчина лет за сорок, с улыбкой радушного хозяина.