Утопия-авеню

– Нет-нет, крышка не слетела. Давай помогу тебе открыть. Сколько тебе нужно?

Джаспер глотает воздух.

– Две.

Эльф смотрит на этикетку: «Квелюдрин», вытряхивает две таблетки в потную ладонь Джаспера. Таблетки крупные, бледно-голубые.

Джаспер глотает их и плотно закручивает крышку.

– Что это за лекарство? – спрашивает Эльф. – От нервов?

– Да.

«То есть „оставь меня в покое“».

– Самолет идет на посадку, – говорит Эльф.

Джаспер натягивает шапку на глаза, и Эльф продолжает смотреть в иллюминатор.

Нью-Йорк… Топоним, символ, театральные подмостки, синоним ада и рая, для Эльф он лишь сейчас обретает статус реально существующего места. Ее воображаемый Нью-Йорк, сложенный как мозаика, по кусочкам, из «Вестсайдской истории», комиксов про Человека-паука, фильмов про гангстеров, «В порту», из «Завтрака у „Тиффани“» и «Долины кукол», на глазах преобразуется во вполне осязаемые брусья и балки, кирпичи и камни, облицовочные плиты, электропроводку, канализационные трубы, тротуары, дорожные полосы, крыши, магазины, многоквартирные дома, восемь миллионов жителей… среди которых – Луиза Рей. Гулко колотится сердце. Эльф больно. «Почему она не отвечает на мои звонки? На телеграммы? На телепатические призывы?» Весь август Эльф и Луиза ежедневно обменивались письмами, по авиапочте, а раз в неделю тратили безумные деньги на пятиминутный разговор по телефону.

Вот уже одиннадцать дней от Луизы не было ни писем, ни открыток. До пятого дня Эльф утешалась всякими логичными объяснениями: может, где-то бастуют почтовые работники, а может, что-то случилось с кем-то из родных. На шестой день она не выдержала и позвонила Луизе домой. Телефон был отключен. На седьмой день она позвонила в нью-йоркскую редакцию журнала «Подзорная труба», где ей сказали, что Луиза в отъезде, а когда вернется – неизвестно. Ничего больше выяснить не удалось. На восьмой день осталось лишь одно логичное объяснение: Луиза не питала к Эльф тех же чувств, которые Эльф питала к Луизе. Поразительная любовь, неожиданно озарившая жизнь Эльф, исчезла так же внезапно, как и возникла.

Однако же глубоко в душе Эльф теплится надежда, что это логичное объяснение неверно. «Луиза обязательно мне бы сказала. Она не оставила бы меня страдать в этом чистилище и без устали гадать, разбито у меня сердце или нет. Или оставила бы? Может быть, я ошиблась, думая, что хорошо ее знаю? Ну, это ж не в первый раз, правда, Вомбатик?»

Эльф считает дни. «Совсем как с Брюсом». Самое ужасное то, что приходится страдать молча, в одиночестве. О них с Луизой не знает никто. «И ни одна живая душа никогда не узнает…»

На летнем балу у Херши Эльф и Луиза отыскали в дальней части особняка неприметную лесенку, где на развороте маршей, в нише эркерного окна, стоял диванчик. Задернутая штора превратила эркер в укромный уголок, будто специально созданный для тайных свиданий, а за окном зеленела раскидистая крона гинкго, скрывая их от любопытных взглядов снаружи. Эльф и Луиза говорили о музыке и политике; о родных и о детстве; о Лондоне, Калифорнии и Нью-Йорке; o мечтах и о времени. Они курили одну сигарету на двоих, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу. Они говорили о том, кого любили и почему. Эльф рассказала о Марке и о всех его именинных пирогах, которых теперь никогда не испечь. «А ты все равно пеки, – посоветовала Луиза. – Со свечками. В Мексике всегда так делают». На лестнице послышались шаги. Мимо их укрытия кто-то прошел. Луиза состроила заговорщическую рожицу. Шаги стихли вдали. Эльф ужасно хотелось поцеловать свою новую знакомую. «Это же девушка. Прекрати. Это неправильно. Так нельзя», – предупредил голос в голове, но другой голос, сильнее и увереннее, возразил: «Знаю, но она – самая прекрасная женщина на свете. Почему же неправильно? Почему нельзя?»

Луиза и Эльф поглядели друг на друга.

– Ну что… решайся, – сказала Луиза.

У Эльф быстро и сильно забилось сердце.

– Да. Ты такая спокойная…

– Похоже, я у тебя первая, – сказала Луиза. – Если…

Эльф стало стыдно и в то же время не стыдно.

– А что, прямо вот так заметно?

– Я вижу, как частит твой пульс. Вот, сама посмотри. – Луиза коснулась вены на левом запястье Эльф. Эльф показалось, что левая сторона ее тела растаяла.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – тихонько сказала Луиза. – Воспитание и прочие условности – как радио. Сейчас оно вещает: «Это неправильно! Это же девушка!»

Эльф кивнула, ахнув и вздохнув одновременно.

– Выключи радио. Щелк – и все. Не анализируй. Вообще ни о чем не думай. Я сначала тоже все анализировала, а это лишнее. Не волнуйся. Ты не попадешь в Зазеркалье. У тебя не вырастут рога. Ты не превратишься в извращенку. Другим об этом знать не обязательно. На меня можно положиться. Нас всего лишь двое. Ты и я. – Она улыбнулась. – И любовь.

Внезапный порыв – и они поцеловались.

Наконец Эльф отстранилась, изумленная и раскрасневшаяся.

Мед, табак и бордо.

– Любовь, приправленная щепоткой страстного желания, – сказала Луиза.