Утопия-авеню

– Значит, в тысяча восьмисотом году мой предок на фактории Дэдзима обидел этого «настоящего» некроманта. В миг смерти душа Эномото «прилетает» к Якобу де Зуту, забирается ему в голову и прячется там, как личинка. Личинка передается от отца к сыну, от Grootvader Вима – моему отцу, от отца – мне. Все это время Эномото копит силы, собирает воспоминания тех, в ком обитает, и сшивает их в длинное полотнище памяти. И лишь спустя сто шестьдесят лет, к шестидесятым годам двадцатого века, он достаточно окреп, чтобы очнуться, разрушить мой ум и овладеть моим телом.

– В общем-то, да, – говорит Эстер.

– И как от него избавиться? – спрашивает Джаспер.

– К сожалению, его невозможно изгнать из твоей головы силой, – говорит Эстер. – А ты, наверное, именно на это и надеялся.

– Да, – признается Джаспер.

– Если применить силу, Эномото будет сопротивляться, – говорит Маринус, – и твой мозг будет необратимо поврежден. Твой незваный гость слишком глубоко укоренился – и неврологически, и психозотерически.

– А как же быть? – спрашивает Джаспер.

– Мы предложим ему сделку, – говорит Эстер. – Но даже если он согласится, тебе предстоит очень сложная психохирургическая операция.

– Нам надо с ним поговорить, – добавляет Маринус.

– Погодите, – взволнованно требует Джаспер. – А как я узнаю, успешно прошла эта ваша психооперация или нет?

– Если все пройдет успешно, ты проснешься здесь, в доме сто девятнадцать «А».

– А если нет?

– А если нет, то окажешься в Сумраке на Высокой Гряде, – говорит Эстер, – только на этот раз мы не сможем тебя остановить.

– То есть выбора у меня никакого? – спрашивает Джаспер.

Зал Последней хризантемы исчезает.

Потолок самый обычный. Комната просторная. Он на футоне. «А не на пути к Высокой Гряде». Пол деревянный. Джаспер мысленно проверяет голову: Тук-Тука – Эномото – больше нет. Он не изолирован, как раньше, а исчез. Его просто нет, как выдранного зуба мудрости или выплаченного долга. «Исчез». Занавески фильтруют дневной свет. Джаспер садится. На нем вчерашнее белье. Сложенная одежда лежит на кресле времен королевы Анны. Спальня обставлена скромно, но странно: свиток с изображением обезьяны, которая тянется к своему отражению под луной, книжный шкаф в стиле модерн, ковер с какими-то символами, старинный клавесин и бюро, на котором стоит чернильница и лежит авторучка. Тишина.

Джаспер встает, распахивает занавески. Пятый этаж. Манхэттенские крыши – где выше, где ниже, где косо. Вдали Крайслер-билдинг вздымает граненые бока к низким тучам. Моросит дождь. На полках книжного шкафа стоят книги на всевозможных языках: «О вечном» под ред. Джамини Маринуса Чодари; «Een beknopte geschiedenis van de Onderstroom in de Lage Landen»[168] Х. Дамсма, Н. Мидема; «Великое откровение» Л. Кантильон; «О лакунах» Си Ло; а томик под названием «Récit d’un témoin de visu de la Bataille de Paris, de la Commune et du bain de sang subséquent, par le citoyen François Arkady, fier communard converti à l’Horlogerie»[169] М. Берри поставлен так, что видна обложка, а не только корешок. На клавесине лежит соната Скарлатти. Джаспер поднимает крышку. Инструмент старинный. Джаспер читает ноты хуже Эльф, поэтому просто наигрывает вступление «Плот и поток». Звук хрупкий, звенящий, как стекло. Джаспер посещает туалет, потом одевается и, не найдя ботинок, идет к двери необутый, в одних носках. Дверь сдвигается в сторону. За ней – кабина лифта. Джаспер входит в кабину, и дверь лифта закрывается. На деревянной панели шесть кнопок в ряд: пять пустых, а шестая помечена звездочкой. Джаспер нажимает на нее и ждет. Не слышно ни лязга, ни скрипа, ни скрежета, как в лифте отеля «Челси». Ничего не происходит.