Утопия-авеню

– Так вот, мне кажется, что это фильм о свободе. Пилигрим – звезда, но он все равно раб. «Записывай альбомы». «Клепай песни». «Гастролируй». Ну вот как в том эпизоде, где менеджер ему говорит: «Хочешь знать, что такое свобода? Вон она, твоя свобода…» – и показывает в подворотню, где сидит нищий. Когда Пилигрим узнает, что смертельно болен, он сбегает с конвейера шоу-бизнеса в коммуну Свободы, но оказывается, что там какой-то психоделический концлагерь, где нормальных людей приговаривают к виселице. В буквальном смысле слова. Вся власть у гуру – он вроде как король, бог или председатель Мао. Так что, когда Пилигрима заставляют все время петь старые хиты, он практически раб, правда?

– На роль гуру мы хотим пригласить Рока Хадсона, – говорит Херши. – Но ты продолжай, продолжай. Значит, свобода…

– Да, вся эта история – про свободу, – говорит Дин. – Свобода – это не песенка, не лозунг, не гимн, не образ жизни, не наркотик, не символ статуса. Свобода – это даже не власть. Но когда Пилигрим и Пайпер отправляются в путь, становится понятнее, что такое свобода. Она внутри. Она ограниченная. И хрупкая. Это путешествие. Ее легко отобрать. Она бескорыстная. Ею невозможно повелевать. Ее видят только те, кто сами не свободны. Свобода – это борьба. Она в борьбе. Если «рай – это дорога в рай», то, может быть, свобода – это дорога к свободе. – Дин смущенно умолкает, закуривает.

Эльф и Левон смотрят на него как-то по-новому. Даже Грифф почему-то не шутит. Энтони Херши тоже серьезен.

– В общем, я тут, как обычно, в размере четыре четверти, написал про это песню. Ну, попытался. Эльф сочинила классную партию фортепьяно, наш мистер Стратокастер тоже кое-что наколдовал. Пока что это все. Извини, Тони, если я чего не понял в твоем сценарии.

– Да нет… – Тони закуривает «Честерфилд». («Де Зуты тоже курят эти сигареты»). – Ты все очень точно подметил. Я рад, что ты так проникся сценарием.

«Ага, и извини, что я кувыркаюсь в койке с твоей женой, – думает Дин. – Но если б ты не ухлестывал за звездульками, то она бы ко мне не подкатила…»

– Грифф только что добавил партию ударных, – говорит Левон, – и мы сейчас хотим свести все это в три с половиной минуты звучания – для радио.

– А можно послушать? – спрашивает Херши.

– Дин, ты не возражаешь? – говорит Левон.

– Ну, у меня тут вокал пока еще сырой… – Дин нажимает кнопку перемотки на пульте. – И всякие ля-ля-ля там, где слова надо досочинить, но… – (Крутятся бобины.) – Прошу любить и жаловать, «По тропинкам Дальнего Запада», дубль одиннадцатый.

Стоп.

Воспр.

Иголочки пота протыкают Дину поры, замазанные слоем грима. «Как будто всю кожу облепили полиэтиленовой пленкой… Как только женщины это терпят?» Брюнетка в первом ряду посылает Дину воздушный поцелуй. Дин беззвучно шевелит губами под фонограмму «Откати камень». Шоу Рэнди Торна гораздо круче «Вершины популярности», и зрители, в отличие от британских, не особо сдерживаются. Они вопят и визжат при виде Рэнди Торна, набриолиненного, усыпанного блестками эстрадного певца, чьи хиты не выдержали конкуренции с The Beatles и британским вторжением.

– Сенса-а-а-а-ационная песня «Откати камень» сенса-а-а-а-а-aционной группы «Утопия-авеню». А теперь давайте познакомимся с их лидером. – Он подносит микрофон к Дину. – Представься, пожалуйста.

Запах яиц и виски бьет Дину в лицо.

– Дин Мосс. Но я не лидер.

Рэнди продолжает ослепительно улыбаться.

– Но ты же солист?

– В «Откати камень» – да. Но каждый из нас троих, – он указывает на Эльф и Джаспера, – солирует в своих песнях.

– Вот она, демократия в действии. Ну, мне тут подсказывают… – с нарочитым техасским акцентом заявляет он, – что сами вы не местные…

В зале поднимают табличку «СМЕХ».

Зрители смеются.

– Верно. Мы из Великобритании.

– И как вам наша великая Америка?

– Классно. В детстве Америка была для меня страной Элвиса, Литл Ричарда и Роя Орбисона… Я мечтал когда-нибудь выступить перед американской публикой. А теперь…

– Сенса-а-а-а-а-ационно. Рэнди Торн помогает воплотить в жизнь еще одну мечту! – Он подмигивает в камеру и направляется к Гриффу. – А теперь познакомимся вот с этим… как тебя зовут?

– Грифф.

– Как?

– Грифф.

– Графф? Как козла из сказки?

Снова поднимают табличку «СМЕХ». Зрители снова смеются.

– Грифф. Через «И».

– А откуда у тебя такой очаровательный акцент, Графф?

– Из Йоркшира.

– Из Йоркшира? А Йоркшир – это где?

– На границе Англии с Норвегией. Приезжай к нам в гости. В Йоркшире обожают полоумных мудозвонов.

Рэнди поворачивается к камере:

– Надо же, сколько интересного можно узнать на моем шоу! Что ж, оставим Граффа в покое и перейдем к… – он сходит с возвышения, – к прекрасной леди Утопии.

Он направляется к Эльф, замедляет шаг рядом с Джаспером, изображает растерянность, хмыкает в камеру, снова смотрит на Джаспера и с притворным ужасом прикрывает ладонью разинутый рот.

Поднимают табличку «СМЕХ». Зрители смеются.

– Это я пошутил. Надеюсь, ты не в обиде.

– Я не умею обижаться.

– О-о-о, ну, для меня это как красная тряпка для быка… Как тебя зовут?

– Мне назвать свое имя или фамилию?

Рэнди Торн корчит рожу в камеру.