Не замечая много хорошего, ВВП еще и растет от всевозможных людских страданий. Затор машин на перекрестке, злоупотребление наркотиками, супружеская неверность? Да это золотые жилы для автозаправок, центров реабилитации и адвокатов по разводам. Будь вы ВВП, то для вас идеальным гражданином был бы больной раком заядлый игрок, озабоченный своим затяжным бракоразводным процессом и справляющийся с ним с помощью горстей прозака и истерического шопинга в «черную пятницу». Экологический ущерб сказывается даже дважды: одна компания делает кучу денег, загрязняя окружающую среду, а другая — прибирая за первой. И напротив, столетнее дерево не считается, пока вы его не срубили и не продали на древесину[181]
.Психические заболевания, ожирение, загрязнение, преступность — для ВВП чем их больше, тем лучше. Поэтому-то страна с самым высоким ВВП на душу населения, Соединенные Штаты, также имеет самые большие проблемы социального характера. «С точки зрения ВВП, — говорит писатель Джонатан Роу, — худшими семьями в Америке являются те, что и в самом деле ведут себя как семьи — сами себе готовят еду, прогуливаются после обеда и разговаривают друг с другом, а не просто отдают своих чад на откуп коммерческой культуре»[182]
.ВВП точно так же безразличен к неравенству, которое велико в большинстве развитых стран, и к долгам, из-за чего становится соблазнительным жить в кредит. В последнем квартале 2008 г., когда чуть не обрушилась глобальная финансовая система, британские банки росли как никогда быстро. На пике кризиса их доля в ВВП Великобритании составляла 9 %, что почти равно доле всей обрабатывающей промышленности. Еще в 1950-х их вклад был практически нулевым.
В 1970-х статистики решили, что будет хорошей идеей измерять «производительность» банков исходя из рисков. Чем больше рискует банк, тем выше его доля в ВВП[183]
. Неудивительно, что банки стали стремиться раздавать побольше кредитов, подстрекаемые политиками, которые верили, что доля финансового сектора ценна ничуть не менее, чем доля производственного.Исполнительные директора, безрассудно раздающие ипотеки и деривативы ради миллионных бонусов, вносят более значительный вклад в ВВП, чем школа со всем штатом учителей или завод вместе с автомеханиками. Мы живем в мире, где, похоже, установилось странное правило: чем важнее ваше занятие для жизни (уборка, кормление грудью, обучение), тем меньше ваш вклад в ВВП. Как сказал в 1984 г. нобелевский лауреат Джеймс Тобин, «все больше наших ресурсов, включая лучших представителей молодежи, мы бросаем в финансовую деятельность, далекую от производства товаров и услуг, — деятельность, приносящую большую личную прибыль, несоотносимую с ее общественной пользой»[185]
.Не поймите меня неправильно — во многих странах экономический рост, социальные пособия и здравоохранение счастливо идут рука об руку. Это происходит там, где еще есть кого накормить и для кого строить дома. Но отдавать приоритет не росту, а другим целям — привилегия богатых. Большинство населения земли предпочитает деньги. «В нашем обществе, — сказал Оскар Уайльд, — единственный лишь класс помышляет о деньгах более, чем богатые: это бедняки»[186]
.Тем не менее наше долгое историческое путешествие по Стране изобилия подошло к концу. Уже более 30 лет нам не становится лучше от роста, порой даже весьма наоборот. Если мы хотим повысить качество нашей жизни, нам придется приняться за поиски других способов и других мер.
Идея, будто ВВП по-прежнему является точной мерой общественного благосостояния, — один из самых распространенных мифов нашего времени. Даже политики, которые спорят между собой буквально обо всем, всегда соглашаются на том, что ВВП должен расти. Рост — это хорошо. Хорошо для занятости, для покупательной способности, а также и для нашего правительства: оно сможет больше потратить.