Утопия для реалистов

На самом деле консервативная критика старого государства-няньки бьет не в бровь, а в глаз. Нынешняя бюрократическая волокита держит людей в бедности. На самом деле она является причинойих зависимости. В то время как от наемных работников ждут проявления их сильных сторон, социальные службы требуют, чтобы заявители продемонстрировали свои слабости: доказывали вновь и вновь, что их болезнь достаточно изнурительна, что депрессия достаточно тяжела, что шансы получить работу достаточно малы. В противном случае пособие урежут. Анкеты, беседы, проверки, обращения, оценки, консультации, еще анкеты — каждое прошение о помощи подается в соответствии со своими унизительными, стоящими денег инструкциями. «То, как растаптываются конфиденциальность и самоуважение, невообразимо для людей, которым не приходится сталкиваться с системой пособий, — говорит один социальный работник из Британии. — Это ядовитый туман подозрения»[168].

Идет не война с бедностью, а война с бедными. Нет более верного способа превратить находящихся на нижней ступени общества — в том числе таких гениев, как Оруэлл, — в легион ленивых, разочарованных и даже агрессивных бездельников и нахлебников. Их учат именно этому. Если и есть что-то общее у нас, капиталистов, с коммунистами прежних времен, так это патологически навязчивая идея об оплачиваемой работе. Так же как в советскую эру магазины нанимали «трех продавцов, чтобы продать кусок мяса», мы заставляем просителей помощи выполнять бессмысленные задания, даже если это делает нас банкротами[169].

Будь то капитализм или коммунизм — все сводится к бессмысленному разделению бедных на два типа и неверному представлению, от которого мы едва не освободились около 40 лет назад, — заблуждению, будто жизнь без бедности — это привилегия, которую нужно заработать, а не право, которого мы все заслуживаем.

Валовый внутренний продукт… является мерой всего… за исключением того, ради чего стоит жить.

Роберт Кеннеди (1925–1968)

Глава 5 Новые цифры новой эры

Это началось в 14:45 — с подземных толчков, зародившихся на глубине около семи километров. Половина из них по силе превышала те, что случались в последние 50 с лишним лет. Сейсмографы за 70 километров словно посходили с ума, показывая девять баллов по шкале Рихтера. Меньше чем через полчаса первые волны ударили в берега Японии — семь, 15, 20 метров высотой. За несколько часов почти четыре тысячи квадратных километров земли были погребены под грязью, обломками и водой.

Погибло около 20 000 человек.

«Экономика Японии рухнет!» — предвещал заголовок Guardian вскоре после катастрофы[170]. Через несколько месяцев Всемирный банк оценил ущерб в $235 млрд, что сравнимо с ВВП Греции. Землетрясение в Сендае 11 марта 2011 г. вошло в историю как самая разорительная катастрофа из когда-либо происходивших.

Но на этом рассказ не заканчивается. В день землетрясения американский экономист Ларри Саммерс выступил по телевидению с заявлением о том, что эта трагедия неожиданным образом поспособствует подъему японской экономики. Конечно, в краткосрочной перспективе произойдет спад производства, но спустя пару месяцев восстановительные усилия подхлестнут спрос, занятость населения и уровень потребления.

И Ларри Саммерс был прав.

Пережив небольшой спад в 2011 г., в 2012-м экономика страны выросла на 2 %; в 2013-м показатели продолжили улучшаться. Япония переживала влияние устойчивого закона экономики, который гласит, что у любого бедствия есть светлая сторона — хотя бы для ВВП.

То же и с Великой депрессией. Соединенные Штаты только начали выползать из кризиса, когда разразилась крупнейшая катастрофа прошлого века, Вторая мировая война. Или возьмите наводнение, унесшее жизни почти двух тысяч жителей моей родины Нидерландов в 1953-м. Восстановление после этой катастрофы придало развитию голландской экономики огромный импульс. В начале 1950-х ситуация в промышленности страны была тяжелой, а затопление больших территорий на юго — западе привело к ежегодному росту на 2–8%. «Мы вытянули себя из трясины за собственные шнурки» — так выразился по этому поводу один историк[171].

Что мы видим?

Так следует ли нам приветствовать стихийные бедствия? Сравнивать с землей целые жилые массивы? Взрывать заводы? Это могло бы быть отличным средством от безработицы и чудом для экономики.