За этим решением, которое диктовалось логикой фракционной борьбы в верхушке РКП(б), последовали полтора года диктатуры берлинских «левых» в германской компартии, которые привели к катастрофическому падению ее влияния. Коминтерну пришлось в приказном порядке удалить Рут Фишер и Маслова из руководства КПГ, однако дело уже было сделано — партия достигла дна своего влияния, теряя голоса как на парламентских выборах, проходивших в то время в Германии несколько раз каждый год, так и среди организованных в профсоюзы рабочих.
Очевидно, что события осени — зимы 1923 года укрепили пошатнувшийся блок Сталина и Зиновьева. Одним из его идеологических фундаментов стало указание на социал-демократию как буржуазную и даже фашистскую партию. Зиновьев рассуждал о том, что социалистические партии являются «левым крылом фашизма», его близнецом. Сталин называл их «основной опорой политики соглашения с империализмом»[1411]
. В результате в лексиконе Коминтерна появился термин «социал-фашизм».6.3. Кто после Ленина?
В каждом из предшествующих биографических очерков автору приходилось указывать на ту роль, которую сыграло в жизни каждого из героев участие в борьбе за политическое наследство Ленина. И Сталин не являлся здесь исключением. Складывание к лету 1923 года в Политбюро коалиции «все против одного»[1412]
отнюдь не означало, что внутри «семерки» доминировали гармоничные отношения. В пользу генсека играло то, что он являлся «темной лошадкой» и до поры до времени умело скрывал свои амбиции. Некоторые представители партийного руководства считали тройкой будущих вождей Троцкого, Зиновьева и Каменева, вообще не принимая его в расчет.Однако Сталин внимательно следил за соотношением сил в политическом руководстве, и в этом отношении он оказался самым последовательным учеником Ленина. Уже весной 1924 го-да генсек отдавал себе отчет в том, что его нынешние соратники могут ему изменить: «Дело идет к тому, что Каменев и Зиновьев налаживают блок с Троцким на платформе: признание ошибочной борьбы против троцкизма в 23–24 гг., расширение демократии в партии (свобода фракционных группировок), борьба против Секретариата и проч.»[1413]
.Обсуждение причин поражения германских коммунистов в конце 1923 — начале 1924 года показало Сталину, насколько хрупкой является зиновьевская гегемония в международном коммунистическом движении. После смерти Ленина Председатель ИККИ потерял возможность прикрываться (пусть даже формально) авторитетом вождя. Чтобы укрепить свои позиции в московском «штабе мировой революции», Сталин и Зиновьев провели решение о переводе на работу в его руководство своих безусловных сторонников[1414]
.Михаил Маркович Бородин
1920-е
[Из открытых источников]
Именно они, а не иностранные члены Исполкома, делегировались на съезды зарубежных компартий, получая детальные инструкции, которые уже на месте трансформировались в политические резолюции и кадровые назначения[1415]
. Это касалось также военных и политических советников. Им предписывалась то или иное соотношение государственных и коминтерновских интересов. Так, при отправке в Китай М. М. Бородина Сталин внес предложение дать ему среди прочего следующую директиву: «Поручить т. Бородину в своей работе с Сунь Ятсеном руководствоваться интересами национально-освободительного движения в Китае, отнюдь не увлекаясь целями насаждения коммунизма в Китае»[1416].Генсек ЦК РКП(б) все более ревниво следил за коминтерновским хозяйством своего соперника-союзника. Хотя мировая революция оставалась делом неопределенного будущего, акцент на «всемирный масштаб», сохранявшийся в государственной пропаганде, давал Зиновьеву неоспоримое конкурентное преимущество. «Чем яснее перед Сталиным открывалась перспектива укрепления собственного положения руководителя правящей компартии, тем больше он стремился расширить сферу своего контроля, укрепиться на тех политических позициях, которые отвечали этой цели. Роль признанного лидера международного коммунистического движения с идейно-политической стороны являлась существенным фактором в этом деле»[1417]
.