Утопия у власти

Яйца разбиваются беспощадно, но после того, как строительно-разрушительная машина коллективизации и индустриализации была пущена в ход, начинает появляться абрис «омлета». 13 декабря 1931 года Сталин дает интервью немецкому писателю Эмилю Людвигу, автору биографий великих людей: «Задачей, которой я посвящаю свою жизнь... является... укрепление государства социалистического, и значит — интернационального». Слово было сказано: укрепление государства. Слово это ревизовало все обязывавшие в то время теории, которые считались ортодоксально марксистскими. На основании этих теорий, а на их подкрепление шла армия цитат из Маркса, государство должно было очень скоро отмереть. Сталин еще употребляет прилагательное «интернациональное», но главным является существительное — «государство». И глагол — «укреплять». Цементом этого государства должен был быть страх. Эмиль Людвиг спросил Сталина: «Мне кажется, что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед советской властью и что на этом чувстве страха в определенной мере покоится устойчивость Советской власти». Эмиль Людвиг формулирует свой вопрос, как если бы он был знаком с результатом исследований проф. Бородина, героя пьесы А. Афиногенова «Страх». «80% всех обследованных, — говорил проф. Бородин, — живут под вечным страхом окрика или потери социальной опоры. Молочница боится конфискации коровы, крестьяне — насильственной коллективизации, советский работник — непрерывных чисток, партийный работник боится обвинений в уклоне, научный работник боится обвинения в идеализме, работник техники — обвинения во вредительстве. Мы живем в эпоху великого страха». Нет в Советском Союзе ни одной профессии, ни одной социальной группы, которая бы не боялась. Сталин, отлично пьесу Афиногенова знавший, отвечает Э. Людвигу: «Вы ошибаетесь... Неужели вы думаете, что можно было бы в течение 14 лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно». Но, Сталин добавляет: «конечно имеется некоторая небольшая часть населения, которая действительно боится Советской власти и борется с ней... Но тут речь идет не только о политике устрашения этих групп, которая действительно существует. Всем известно, что мы, большевики, не ограничиваемся здесь устрашением и идем дальше, ведя дело к ликвидации этой буржуазной прослойки». Сталин поправляет немецкого писателя: не устрашение, а ликвидация «части населения» — «буржуазной прослойки». Вряд ли эта поправка могла подействовать успокаивающим образом на те части населения, которые полагали себя вне «групп», предназначенных к ликвидации.

В годы первой пятилетки принимается серия законов, направленных на укрепление государства. Принимаются законы, укрепляющие «трудовую дисциплину»: сотни тысяч крестьян пришедших в город, на заводы и фабрики «перевоспитываются», превращаются в пролетариев с помощью административных принудительных мер.

Хозяином предприятия, единоличным начальником, по постановлению ЦК от сентября 1929 года, становится директор. До сих пор предприятием руководил «треугольник»: директор, секретарь парткома, председатель профкома. Директор получает право решать все вопросы самостоятельно, увольнять рабочих, без уведомления профсоюзов, которые в 1933 году ликвидируются даже формально — сливаются с наркомтрудом (постановление говорило, что профсоюзы ликвидируются по просьбе самих профсоюзов). За прогул — самовольный невыход на работу (даже в течение одного дня) — рабочий отдавался под суд. Но директор, получивший широкие права, также жил под угрозой: если предприятие не выполняло план или выпускало плохую продукцию, под суд отдавался директор. «Трудовой кодекс не только не продвинулся дальше норм и декретов первых лет диктатуры пролетариата, но в ряде положений пошел назад».

В августе 1932 года принимается самый жестокий из серии законов, направленных на «укрепление» государственной дисциплины, постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности». Поскольку в Советском Союзе все было «общественной собственностью» — закон этот распространялся на всех служащих государства. К ним были причислены и колхозники, которые представляли один из главных его объектов. Особенностью закона было «применение в качестве судебной репрессии» одного лишь наказания: «высшей меры социальной защиты — расстрела с конфискацией всего имущества». При «смягчающих обстоятельствах» расстрел заменялся , лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества». Закон этот вскоре был распространен — «по аналогии» — на «обширный круг преступлений.. в том числе спекуляцию, саботаж сельскохозяйственных работ, кражу семян и так далее».