Утопия в России

Гернгуттерская колония Сарепта (см. Первую книгу Царств, 17), близ Царицына, насчитывала в 1769 году двести братьев, которые умудрялись совмещать в своем укладе общинность и индивидуализм. Гуттерские братья из Радичева составляли в начале XIX века сорок четыре семьи, живших в состоянии примитивного коммунизма. Дети воспитывались вместе, без родителей [Клаус]. В 1820 году в Молочных Водах, по соседству с молоканами и духоборами, было сорок колоний меннонитов. Каждая состояла из пятнадцати-двадцати дворов, удаленных друг от друга на расстояние от двух до пяти километров. На относительно небольшой пустынной территории Молочных Вод были тутовые рощи и леса, плодородные поля и пастбища, на которых пасся отличный племенной скот [Барсов, 95; Haxthausen, т. 2, 160 и т. д.]. Меннонитская церковь, «чистая и святая», должна была готовить пришествие Царства Божия на землю. Меннониты, умевшие читать и писать, насчитывали в 1917 году сто тысяч землепашцев и ремесленников. В 1923 году их сельское хозяйство считалось образцом для Средней Волги и всего юго-востока [Зюрюкин]. Завистники называли их «маммонитами». Меннонитов, как «кулаков», ликвидировали во время коллективизации (начиная с 1929 года).

В конце XIX века в России образовался целый архипелаг утопических общин (особенно много их было в южных провинциях и Закавказье, служивших местами переселения со времен Николая I). Их любовь к труду, трезвость, уважительное отношение к женщинам, забота об образовании, отрицательное отношение к государственным и церковным институтам сделали эти общины идеалом либеральной интеллигенции. Эти островки утопии, нередко процветающие, были уничтожены коллективизацией 1929–1930 годов.[23]

Толстовство. Революция — против народного утопизма

Отношения народного утопизма с русской интеллигенцией неоднозначны. Интеллигенция открыла для себя народный утопизм только в середине XIX века с развитием этнографии и «изобретением» крестьянского «мира» (Хакстгаузен), в котором славянофилы и демократы видели то оплот борьбы с капитализмом, то основу «русского социализма» (Герцен). Мотивы и жанры народной утопии использовались многими. Тут и «поэт-гражданин» Н. Некрасов (1821 — 1877): Дедушка, Кому на Руси жить хорошо?; и драматург А. Островский ((1823 1886): Снегурочка, по мотивам которой Н. Римский-Корсаков написал оперу; и писатель Н. Лесков (1831 — 1895) с его «правдоискателями», и народник Н. Златовратский (1845 — 1911), воспевавший «мир» в Сне русского крестьянина [Устой, 1878–1883]. В. Берви-Флеровский (1829–1918) и С. Степняк-Кравчинский (1851 — 1895), эмигрировавший в Лондон после попытки теракта, использовали утопические фольклорные мотивы для пропаганды революционных идей. В Сказке о копейке Степняк-Кравчинского (1870) волшебная птица переносит крестьянина в царство свободы, где нет господ, а труд приносит радость. В Сказке о Мудрице Наумовне (1875) в «царстве будущего» нет ни бедных, ни богатых, ни обжор, ни лентяев, а «предрассудки» (религия) исчезли. Это царство любви («Любушино царство»), братство рабочих, которые стали самим себе хозяевами [Агитационная литература…].