Утопия в России

Итак, утопией мы называем, с одной стороны, конкретные произведения, укладывающиеся в рамки исторически сложившегося жанра, с такими его разновидностями, как Staatsroman (политический роман) XVIII века, а с другой — многочисленные произведения, принадлежащие к разным жанрам, но в той или иной степени соответствующие некой утопической концепции (мы будем говорить об «утопии Просвещения», «анархистской утопии»). Тексты, лишь отчасти использующие утопические мотивы и приемы, можно назвать квазиутопиями (это, к примеру, приключенческий роман и политическая фантастика). Литературные утопии в прямом смысле слова (проза, поэзия, драма) мы назовем повествовательными (или художественными) утопиями; внелитературные тексты (политическая литература, журналистика, трактаты, эссе и т. д.) — умозрительными утопиями. Наконец, мы будем различать эпифеномены утопии: антиутопию, как негативную модель, и контрутопию, как позитивную модель, построенную в ответ на другую позитивную модель.

После краткого анализа утопических мотивов и идеалов русского средневековья мы исследуем пути народного утопизма, с его легендами, утопическими сектами, влиянием на художественную литературу. Затем мы рассмотрим государственные и «ученые» утопии (а также антиутопии и контрутопии, порожденные ими): масонские, религиозные, славянофильские, панславистские, социалистические. Мы отметим «пики» утопизма: XVIII век, эпоха романтизма, шестидесятые годы XIX века, рубеж XIX–XX веков, большевистская революция, период «оттепели». Мы закончим расцветом утопизма в наши дни, считавшиеся «постутопической» эпохой. Ограниченные местом, мы прежде всего сосредоточим внимание на малоизвестных читателю проблемах и авторах.

Можно подумать, что такая благодарная почва, как русский утопизм, разработана вдоль и поперек. Отнюдь нет. «Специалисты по истории утопии не знают русских утопий», — отмечал в 1922 году автор первого исследования по русской повествовательной утопии XVIII века В. Святловский, имея в виду дореволюционных авторов. Статья «Утопия» энциклопедии Брокгауза и Эфрона (т. 69, 1902) не упоминает ни одной русской утопии. Революция, считавшая себя наследницей великих утопистов-коллективистов (Платона, Мора, Кампанеллы, Фурье, Чернышевского) и превзошедшая их ожидания, пробудила интерес историков и издателей к национальной утопии. Однако превращение утопии, пришедшей к власти, в идола, с которым ничто не могло сравниться или соперничать, сделало саму тему утопии опасной, запретной. Изучение утопии возобновилось в шестидесятых годах благодаря трудам А. Клибанова о народных социальных утопиях и К. Чистова об утопических народных легендах. Утопический социализм подробно изучался В. Волгиным и А. Володиным, а «буржуазные» утопии — В. Чаликовой и ее учениками в восьмидесятых годах[7]. Антологии русской утопии начали появляться с 1977 года[8], что положило начало поискам этого утраченного культурного достояния. После периода разоблачения и осуждения утопического образа мыслей во время перестройки пришло время более глубоких исследований: Б. Ланин, к примеру, занимается изучением антиутопических тенденции в русской литературе XX века[9]. На сегодняшний день есть несколько библиографий[10] русской утопии, которые будут отмечены нами в свое время.

Кроме многочисленных работ об утопических аспектах разных текстов, литературных и художественных течений, некоторые стороны русской повествовательной утопии стали за пределами России предметом антологий (М. Варезе — начало XIX века, Л. Фетцер — XIX — начало XX века) и исследований (С. Л. Бэр, Р. Стайтс, Э. Клавс). Д. Сувин одним из первых дал обзор русских утопий в связи с их влиянием на советскую научную фантастику[11]. В одном из обзоров Л. Геллер предлагает новую типологию утопий (утопии счастья, истины, справедливости и свободы), более адаптированную к русской проблематике, чем традиционные типологии. Кроме того, два научных журнала посвятили русской утопии специальные выпуски в 1984 году (год Оруэлла)[12].

Библиография к каждой главе разделена на «Тексты» (повествовательные произведения, не все из которых — утопии stricto sensu, отделены от умозрительных звездочкой) и «Исследования». Ссылки в тексте, помещенные в квадратные скобки, указывают на эту библиографию. Эту первую библиографию по русской утопии нельзя назвать исчерпывающей, несмотря на ее объем.

Названия некоторых часто упоминаемых изданий сокращены: CMRS = Cahiers du Monde russe et sovietique; RES = Revues des Etudes Slaves; ТОДРЛ = Труды Отдела древнерусской литературы. Что касается мест издания, Париж (для книг на французском) не указывается; Л, L = Ленинград, Leningrad; M = Москва, Moscou; Пг, Р = Петроград, Petrograd; СПб, SPb = Санкт-Петербург, Saint-Petersburg.

Жозе Жоане (Universite de Paris-X) рецензировал первые две главы, Жан Брёйар (Universite de Poitiers) — главу о XIII веке, а Михаил Геллер последние две главы. Благодарим их за ценные замечания.