Утопия XIX века. Проекты рая

– Как же вы избегаете революции каждый раз в день раздачи жалованья? – спросил я. – Разве какой-нибудь удивительный философ изобрел новую систему счисления, удовлетворяющую всех при определении точной и сравнительной оценки всевозможного рода труда, мускулами или мозгами, рукой или языком, слухом или зрением? Или же человеческая натура настолько изменилась, что никто не обращает внимания на свои собственные пожитки, и, напротив того, всякий заботится только об имуществе своего соседа? То или другое из этих явлений должно быть принято за объяснение.

– Ни того ни другого, однако, не случилось, – смеясь, отвечал мой хозяин. – А теперь, мистер Вест, – продолжал он, – вы должны помнить, что вы столько же мой пациент, сколько и мой гость, и позволите мне прописать вам сон до нашей новой беседы. Уже более трех часов ночи.

– Мудрое предписание, в этом нет сомнения, – заметил я, – мало надежды, однако, что я могу исполнить его.

– Об этом уж я позабочусь, – возразил доктор, и он сдержал свое слово, предложив мне выпить рюмку чего-то такого, что усыпило меня, лишь только голова моя склонилась на подушку.

Глава VIII

Проснувшись, я чувствовал себя гораздо бодрее и долго лежал в полудремотном состоянии, наслаждаясь чувством физического комфорта. Ощущения предыдущего дня, мое пробуждение в 2000 году, вид нового Бостона, мой хозяин и его семья, чудеса, о которых мне рассказывали, – все совершенно испарилось из моей памяти. Мне казалось, что я дома в своей спальне. В этом полудремотном, полусознательном состоянии в моем воображении проносились картины на темы из событий и ощущений моей прежней жизни. Смутно припоминались мне подробности Дня отличий, – моя поездка в обществе Юдифи и ее родителей на Моунт-Оберн, обед мой у них по возвращении в город… Я вспомнил, как прелестна была в тот день Юдифь, что навело меня на мысль о нашей свадьбе. Но едва воображение стало разыгрываться на эту приятную тему, как мечты мои были прерваны воспоминанием о письме, полученном накануне вечером от архитектора, где он сообщал, что новые стачки могли на неопределенное время задержать окончание моего нового дома. Гнев, овладевший мною при этом воспоминании, разбудил меня окончательно. Я вспомнил, что в 11 часов у меня назначено было свидание с архитектором для переговоров насчет стачки и, раскрыв глаза, я взглянул на часы в ногах у кровати, с целью узнать, который час. Но взор мой не встретил там циферблата, и меня тут же сразу осенило, что я не у себя в комнате. Поднявшись на кровати, я дико озирался кругом в этом чужом помещении.

Полагаю, что не одну минуту просидел я таким образом на постели, зыркая по сторонам, не будучи в состоянии удостовериться в своей собственной личности. В течение этих минут я так же мало был способен отделить свое «я» от абсолютного бытия, как это можно допустить в зарождающейся душе, до облечения ее в земные покровы, в индивидуальные очертания, которые делают из нее личность. Странно, что чувство этого бессилия так мучительно, но мы уже так созданы. Не нахожу слов для описания той душевной муки, какую испытывал я во время этого беспомощного, слепого искания ощупью самого себя, среди этой безграничной пустоты. По всей вероятности, никакое другое нравственное ощущение никоим образом не может сравниться с этим чувством абсолютного умственного застоя, какое наступает с утратою духовной точки опоры, точки отправления нашего мышления, в случае внезапного притупления ощущения собственного своего «я». Надеюсь, что никогда более мне не придется испытывать ничего подобного.