– Чтобы объяснить вам, отчего удивлена Юдифь, – прибавил он, – вы должны знать, что в настоящее время принять от другого услугу, за которую мы не были бы готовы в случае необходимости отплатить тем же, считается равносильным тому, если бы взять в долг с намерением не заплатить его, – такова ваша нравственная аксиома; требовать же подобной услуги, пользуясь крайностью или нуждою человека, считалось бы насилием, не уступавшим разбою. Самая скверная вещь в каждой системе, которая делит людей или допускает их делиться на классы и касты, заключается в том, что она ослабляет чувство общечеловечности. Неравномерное распределение богатства и – что еще действительнее – неравномерная возможность достижения образования и культуры делили в ваше время общество на классы, которые во многих отношениях смотрели друг на друга, как на различные расы. В сущности, между вашим и нашим понятием о взаимных услугах нет такой разницы, как это может показаться на первый взгляд. Леди и джентльмены культурного класса вашего времени точно так же не позволили бы себе принимать от людей своего класса услуг, которых бы они не решились оказать им сами. Бедных же и некультурных людей они считали словно совсем иными существами. Одинаковое богатство и одинаковая возможность культуры, каким располагают ныне все люди, сделали нас членами единственного класса, соответствующего вашему наиболее счастливому классу. До этого равенства жизненных условий идея солидарности человечества и братства всех людей не могла иметь той действительной убедительности и практического применения, как теперь. В ваше время подобные выражения ведь тоже были в употреблении, но они оставались только фразами.
– И кельнера добровольно выбирают свою профессию?
– Нет, – возразил доктор Лит, – это молодые люди не классной степени промышленной армии, которые назначаются на разнообразные должности, не требующие специального знания. Служба за столом – одна из них, и каждый молодой рекрут исполняет ее. Я сам был слугою несколько месяцев в этой самой общественной столовой лет сорок тому назад. Опять-таки вы должны помнить, что никакого различия по достоинству не признается в работах, потребных для нации. На подобную личность никогда не смотрят как на слугу тех, кому он служит, да я сам он не считает себя таковым; точно так же он ни в каком отношении не зависит от них. Он всегда служит нации. Установленного различия между делом слуги и делом всякого другого рабочего нет никакого. Тот факт, что дело его есть услуга личности, с нашей точки зрения – безразличен. Дело доктора нисколько не лучше. Скорее я мог бы ожидать, что слуга свысока посмотрит на меня, когда я служу ему в качестве доктора, чем допускать мысль, что я стану смотреть на него сверху вниз потому, что он служит мне в качестве кельнера.
После обеда хозяева повели меня по всему зданию, которое своими размерами, великолепной архитектурой и богатством отделки привело меня в удивление. Это была не просто общественная столовая, но вместе с тем общественный сборный пункт округа, и тут не было недостатка в приспособлениях для развлечений и отдыха.
– Тут вы воочию видите, – сказал доктор Лит, заметив мое удивление, – то, о чем я вам рассказывал в нашей первой беседе, когда вы сверху обозревали город, а именно: роскошь нашей публичной и общественной жизни, сравнительно с простотой нашей частной жизни, и тот контраст, который в этом отношении представляют XIX и XX столетия. Чтобы избавиться от излишнего бремени, дома мы держим при себе только то, что необходимо для нашего комфорта, но в нашей общественной жизни вы увидите такие убранства и роскошь, какие доселе никогда не ведомы были миру. Все промышленные и всякие другие профессиональные общества имеют свои клубы, столь же обширные, как это здание, а также дома за городом, в горах, на берегу моря, для охоты и отдыха во время каникул.