Последним свидетелем обвинения была Абигайль Винтерс. Это была самая заурядная девушка, излишне полная, но с чистой, гладкой кожей, какой позавидовали бы многие знатные дамы. Голова ее была в мелких кудряшках, зубы, чересчур крупные, раньше времени пожелтели, однако она все-таки была достаточно привлекательной. Шарлотте приходилось видеть дочерей герцогов, с которыми природа обошлась менее благосклонно.
Показания были краткими и по существу. У Абигайль не было ни едкой язвительности Альби, ни почерпнутой у других образованности. Она нисколько не стеснялась своего ремесла. Абигайль знала, что таким, как она, покровительствуют благородные джентльмены и судьи, и даже епископы; и знаменитый адвокат без парика и мантии выглядит в точности так же, как клерк без костюма. Если у нее и были какие-то иллюзии относительно людей, к правилам светского приличия она относилась без трепета. Те, кто хотел выжить, руководствовались только своими собственными правилами.
Абигайль отвечала на вопросы спокойно и прямо, ничего не добавляя. Да, она знает человека на скамье подсудимых. Да, он посетил заведение, в котором она работала, — но не для того, чтобы самому воспользоваться ее услугами, а чтобы ублажить молодого джентльмена лет тринадцати-четырнадцати, которого тот привел с собой. Да, подсудимый попросил Абигайль посвятить молодого джентльмена в искусство плотских утех, в то время как сам сидел в комнате и наблюдал за происходящим.
По залу пробежал ропот отвращения, долгий вздох праведного ужаса. Затем наступила полная тишина, поскольку присутствующие испугались, как бы случайно не пропустить следующее откровение. Шарлотте стало тошно — все происходящее вызывало у нее чувство омерзения. Этого не должно было быть, и эти люди не должны были так жаждать насладиться этим. Во имя всего святого, как Эжени сможет вынести такую ношу — а ведь какой-нибудь благожелатель непременно расскажет ей все?
Лэнд спросил у Абигайль, может ли она описать упомянутого молодого джентльмена.
Да, может. Он был стройный, светловолосый, с голубыми глазами. Очень симпатичный и говорил культурным языком. Определенно, это был юноша благородного происхождения, не испытывающий недостатка в деньгах. Одежда его была с иголочки.
Прокурор показал Абигайль фотографию Артура Уэйбурна. Это тот самый юноша?
Да, это он, вне всякого сомнения.
Известно ли ей, как его звали?
Только его имя — Артур. Именно так несколько раз обращался к нему подсудимый.
Джайлс ничего не мог поделать. Абигайль непоколебимо стояла на своем, и после недолгих попыток защитник вынужден был согласиться с тщетностью своих усилий и отпустил ее.
Вечером в соответствии со строгим соглашением ни Шарлотта, ни Питт не говорили о Джероме и вообще обо всем, что имело отношение к судебному заседанию. Они ужинали молча, погруженные в свои мысли, время от времени многозначительно улыбаясь.
После ужина непринужденная беседа касалась других тем: полученное Шарлоттой письмо от возвратившейся из Лестершира Эмили, в котором пересказывались светские сплетни, описывался чей-то возмутительный флирт, кошмарная вечеринка, ужасное платье соперницы — приятные мелочи повседневной жизни. Эмили побывала на концерте; вышел новый захватывающий роман, очень пикантный. Здоровье бабушки по-прежнему остается неважным; однако, сколько себя помнила Шарлотта, оно всегда было таким. Бабушка наслаждалась своими недугами и намеревалась наслаждаться ими до самого конца.
На третий день в дело вступила защита. Говорить было особенно не о чем. Джером не мог доказать свою невиновность, в противном случае ему не было бы предъявлено обвинение. Он мог только все отрицать, надеясь на то, что, если ему удастся предоставить достаточное количество свидетелей, подтверждающих его безупречное в прошлом поведение, это посеет разумные сомнения.
Сидя на своем обычном месте у прохода, Шарлотта буквально физически ощутила волну жалости и беспомощности, когда мимо нее прошла Эжени Джером, чтобы занять место для дачи показаний. Лишь один раз она подняла голову и улыбнулась мужу. После чего быстро, не дожидаясь увидеть, улыбнется ли он ей в ответ, Эжени отвела взгляд и положила руку на Библию, собираясь принести присягу.
Шарлотта подняла вуаль, чтобы Эжени увидела ее лицо и поняла, что в этой безликой любопытной толпе у нее есть друг.