Утопленник из Блюгейт-филдс

Последним свидетелем, говорившим о личных качествах подсудимого, был Эсмонд Вандерли. Это он порекомендовал Джерома Уэйбурнам. Подобно предыдущему свидетелю, Вандерли разрывался между двумя полюсами: выступить в поддержку Джерома или — что было бы гораздо хуже, чем просто показать свою неспособность разбираться в людях, — стать единственным, кто, как никто другой, ускорил разразившуюся трагедию. В конце концов, именно он ввел Мориса Джерома в дом Уэйбурнов, а следовательно, в жизнь Артура Уэйбурна — и в его смерть.

Вандерли назвал себя и объяснил, кем приходится Уэйбурнам.

— Леди Уэйбурн ваша родная сестра, мистер Вандерли? — повторил Джайлс.

— Да.

— То есть Артур Уэйбурн приходился вам племянником?

— Естественно.

— Значит, вы вряд ли подошли легкомысленно или небрежно к вопросу выбора наставника для него, понимая, какое воздействие этот человек окажет на его образование и воспитание? — настаивал защитник.

Чувство собственного достоинства допускало только один ответ.

— Разумеется, — с легкой улыбкой подтвердил Вандерли. Он изящно перегнулся через перила. — Я быстро лишился бы уважения окружающих, если бы давал свои рекомендации кому попало. Это же очевидно, вы согласны?

— Очевидно? — недоуменно переспросил Джайлс.

— Я имею в виду рекомендации, мистер Джайлс. Люди частенько забывают, что ты дал им какой-нибудь дельный совет, — они склонны приписывать все заслуги себе. Но стоит посоветовать им что-нибудь неудачное, и они будут при каждом удобном случае напоминать, что это ты во всем виноват. Больше того, они позаботятся о том, чтобы это стало известно всем.

— В таком случае можем ли мы заключить, что вы порекомендовали Мориса Джерома только после того, как навели справки о его профессиональных качествах — и о его характере?

— Можете. Профессиональная квалификация Джерома блестящая. Конечно, характер у него не слишком приятный, но, с другой стороны, я и не собирался поддерживать с ним близкие личные отношения. Моральные качества у него были безупречными — в той степени, в какой они вообще обсуждались. Понимаете, приглашая педагога для своих детей, о подобных вещах не говорят. Такое спрашивают, нанимая горничную, — точнее, это выясняет домохозяйка. Однако от наставника высокая нравственность ожидается как нечто должное — до тех пор пока не будет установлено обратное. Но в этом случае, разумеется, такого человека уже просто никуда не возьмут. Джером, если уж на то пошло, был немного нудным — самым настоящим педантом. Да, и еще он абсолютный трезвенник. От такого человека ничего другого нельзя ожидать.

Вандерли натянуто усмехнулся.

— Женился на приятной женщине, — продолжал он. — Я ознакомился с ее репутацией. Безукоризненная.

— Детей у них нет? — Это уже вмешался Лэнд, стремясь поколебать свидетеля. Он задал свой вопрос таким тоном, как будто ответ имел какое-то значение.

— По-моему, нет. А что? — невинно поднял брови Вандерли.

— Возможно, это очень показательно. — Прокурор не был готов ввязываться в то, что могло испортить позиции обвинения, произведя впечатление предвзятости. И, конечно, он опасался задеть кого-нибудь влиятельного и опасного. — Мы имеем дело с человеком весьма странных вкусов.

— В миссис Джером нет ничего странного, — широко раскрыв глаза от удивления, ответил Вандерли. — По крайней мере, я ничего не заметил. Мне она показалась самой обыкновенной женщиной — тихой, спокойной, воспитанной, достаточно привлекательной.

— Но детей нет?

— Помилуй Бог, я видел ее всего лишь дважды! — В голосе Вандерли прозвучало раздражение. — Я не ее лечащий врач. У тысяч семейных пар нет детей. Вы ждете от меня подробного отчета о личной жизни слуг всех моих знакомых? Я только навел справки о профессиональных качествах Джерома и его характере. Все сведения оказались исключительно благоприятными. Что еще вы хотите от меня услышать?

— Ничего, мистер Вандерли. Можете идти. — Лэнд опустился на свое место, признавая поражение.

У защитника также не было больше никаких вопросов к свидетелю, и Вандерли, вздохнув, занял место в зале.

Последним свидетелем, приглашенным защитой, был сам Морис Джером. Пока он шел со скамьи подсудимых до места дачи показаний, Шарлотта вдруг с удивлением поймала себя на том, что до сих пор еще не слышала его голос. О Джероме говорили самые разные вещи, но это были мнения других людей, их взгляд на события, выраженный их же словами. Впервые Джерому предстояло обрести реальность — он должен был стать двигающимся, чувствующим существом, а не плоской безучастной картинкой.

Подобно всем остальным, Джером начал с того, что назвал себя и принес присягу. Джайлс старался изо всех сил представить своего подзащитного в благоприятном свете. Только так он мог пробудить у присяжных сострадание, убедить их в том, что человек, сидящий на скамье подсудимых, на самом деле нисколько не похож на образ, нарисованный обвинением, — он самый обыкновенный, порядочный, даже будничный, такой же, как они сами, и просто не может быть повинен в этих гнусных преступлениях.

Обернувшись, Джером бросил на защитника холодный, сдержанный взгляд.