Утопленница

Абалин была с девочкой по имени Хлоя и женщиной по имени Марго, но откуда мне знать, что она не солгала? Себе и мне, вытаскивая имена из шляпы, будто фокусник кролика. Она не спросила, перестала ли я принимать лекарства, но я увидела это в её глазах, зёленых, как обтёсанные морем осколки бутылок из-под кока-колы. Почему она сказала, что в действительности произошла только одна история, когда у меня в голове отложилось две, и как, как, как? Как же так? Я не взяла трубку. Нет, всё же взяла, но не позвонила ни Абалин, ни доктору Огилви, вообще никому. Считать, что она может быть права, – это ещё хуже, чем знать наверняка, но всё же легче, чем взять трубку или написать электронное письмо, чтобы моё демоническое «я» само во всём удостоверилось. Неизвестность ужасна, но определённость меня совсем угнетает. Бить, бить, бить, бить по клавишам пишущей машинки, бить наотмашь, бить по самолюбию, бить по струне или по аккордам? Бить наверняка – убить себя. Эта мысль не раз приходила мне в голову за последние несколько дней, пока я пересчитывала рассыпавшиеся горчичные зёрна. Это было бы легко, хотя тела никогда так просто не сдаются на милость призраков, но если повезёт, тогда всё наконец-то закончится, и больше не придётся играть в опостылевшие игры, мол, правда то или правда это, и лишь безумица с Уиллоу-стрит осмелилась выставить себя законченной дурой, решив, что правда – и то, и другое.

Что приводит меня к так называемой Вулф-Ден-роуд[71], проложенной в грязи между заснеженными лесными чащобами на севере и востоке Коннектикута. В ту ноябрьскую ночь я ещё не знала, откуда взялось это название, но теперь знаю. Я прочитала о преступлении, совершённом Израэлем Патнэмом между 1742 и 1743 годами, когда зима уходящего года перешла в новый год. Рассказы очевидцев кажутся такими же дикими и неправдоподобными, как и легенды о Жеводанском звере, только на этот раз чудовище можно назвать Зверем Помфрета, убивавшем овец на протяжении всей той долгой зимы, причём цифры варьируются от одного источника к другому. Не думаю, что хоть какой-то из них можно назвать надёжным. Я думаю, что волка подставили, и это заставляет меня задуматься о волке и девушке в красном, и о том, кто кого преследовал? Семьдесят овец и коз за одну ночь. Мне сложно в это поверить, но я вообще не верю многому, например, что их проглатывали целиком и дровосеки впоследствии вырезали полупереваренные тела из раздувшегося волчьего брюха. Изуродованные ягнята и козлята, выжившие, но настолько сильно покалеченные, что их оставалось только убить, как бешеных собак, ты, чокнутая, демоническая, неверующая Имп. Разорённые овчарни. Разорившиеся пастухи Коннектикута. Итак, там был отряд пастухов Израэля и Одфеллоу, друзей овец и коз, а она оставила свежие, хорошо заметные отпечатки своих лап на только что выпавшем снегу, чтобы они могли без проблем её выследить. Это заставляет меня задуматься, не хотелось ли ей быть найденной и умереть, пускай даже впоследствии она дорого продала свою жизнь этим мстительным людям Божьим. Собаки забежали в каменную глотку, ведущую в её убежище, и выползли оттуда, скуля и поджав хвосты у тощих ног; мне кажется, что это позорная практика – посылать собак на столь кровавую работу, натравливая их на собственных предков.

Ева Кэннинг, это ты тем ноябрьским вечером, потерянная, голодная и потерявшая надежду, скорчилась в темноте, прогнав гончих к своим раздосадованным хозяевам. Они уже успели лишить жизни так много твоих детей. И вот эти мужчины долгую зимнюю ночь вынуждены сидеть у входа в твоё логово в скалах, томясь от ожидания. Вокруг них вздымаются скользкие от снега и льда скалы, и ждёт своего часа ещё не пролитая кровь в отместку за порванный скот. Патнэм сделал факел из бересты и велел опустить его в расщелину на верёвке, поскольку, как говорится, если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Не оставляй это собакам, которые когда-то сами были волками, поэтому легко можно подозревать наличие тайного сговора среди собачьих сообщников. Давайте допустим, что бесчисленные семена горчицы, как нам кажется, означают верную и неизбежную гибель. Добрый и праведный сквайр Патнэм, святой покровитель овец и коз, козлят и ягнят, а также бараньих отбивных, опустил голову в зловонную пасть непроницаемой тьмы, чтобы изгнать дьявола Помфрета, который, как известно, ещё совсем недавно бродил по окрестным морозным полям. Вот он, человек, выбравший Дорогу иголок ради добрых христианских фермеров Новой Англии. Волки, бесчинствующие из-за одолевающего их голода в самом разгаре зимы. Фары моей машины освещают просёлочные дороги, я еду куда-то безо всякой цели, ничего не зная о смехотворном подвиге Израэля Патнэма и призраке, которого он выпустил на свободу той давней ночью; все проведённые мною изыскания показали, что в Святой Библии есть тринадцать упоминаний о волках. Вот он, этот список. Посмотрите Деяния 10:29. Ладно, это пропустим. Напомните мне позже.