Утопленный

С мёртвым голубем в зубах крыса села на задние лапы и повернулась. В её чёрных глазах читался разум. Это самое отвратительное существо, которое Потап когда-либо лицезрел. Её мерзкое беременное брюхо свисало до земли, а несколько длинных сосков, чем-то напоминавшие свиные, подогнали к горлу Потапа тошноту. И не только соски – в морде крысы угадывалось что-то поросячье. Она отвратительно улыбнулась и нырнула под высокий поребрик в чёрную амбразуру ливнёвки, оставив вязкую коричнево-бардовую полосу на грязном снегу.

Сверху надвинулась тень, Потап поднял взгляд и застыл широко открытыми глазами. На высоте двадцати метров завис воздушный шар. Он был прикован к месту невидимыми канатами, потому что довольно-таки резкий ветер его не сдвигал. Шар лишь медленно поворачивался и остановился перед взором Потапа, когда выказал лицо весёлого клоуна. На красно-рыжей макушке – шляпа-котелок, как в немых фильмах у Чарли Чаплина. В кулаке, облачённом в красную перчатку, зажата трость. Холодные глаза смотрели точно на лицо Потапа. Он решил сдвинуться и посмотреть, возможно, ему только кажется. Сделал в сторону несколько шагов. И увидел, что зрачки незамедлительно последовали за ним. Резкий порыв ветра ударил в лицо, Потап затяжно моргнул, а когда вновь посмотрел на весёлого клоуна, то под второй пуговицей пёстрого грязного наряда размашистыми высокими буквами написано: «АБОРТ».

– Аборт? – прошептал Потап.

Верхушку шара сильно зашатало, как останавливающуюся юлу, потом выровняло и медленно закрутило вокруг оси. Исчезающий влево клоун не сводил взора с опешившего лица Потапа. И когда его глаза почти скрылись, взгляд выразил всё сжигающую ненависть, пробрав спину Потапа до ледяного пота.

Тёмно-серый воздушный шар сдвинуло с места, и он медленно поплыл над крышами пятиэтажных домов, незамеченный всеми людьми. Потап долго провожал удивлёнными глазами, пока сгущающиеся невозможно низкие облака не растворили в себе безликую сферу.

– Пап, пап, ну я тебя зову, зову…

Ладошка в шерстяной варежке пятилетнего мальчика потянулась вверх в ожидании мощного, но нежного захвата отца. Детский взгляд устремился на горку, накатанную детишками на склоне двора из трёх пятиэтажек. Ресницы ребёнка часто моргали от бьющего в лицо снега, пухлые щёчки лежали на толстенном шарфе, повязанным поверх старенькой дублёнки.

– Макарошка, ноги не замёрзли? – Потап улыбнулся сыну, постучав пальцем по макушке шерстяной шапочки. Бубенчик радостно протанцевал в стороны. Мальчик поднял весёлые глаза, улыбнулся в ответ отцу.

– У-ку, – глаза ребёнка снова устремились на ледяную горку. – Пап, ну я же Макарка, а не Макарошка. Ты же знаешь.

Потап проследил за взглядом сына.

– Ну, типа знаю. Катнуться хочешь?.. – Потап посмотрел на уличный фонарь. Снежинки, как мотыльки танцевали вокруг света. – Пошли катнёмся.

Лапища отца заграбастала детскую ладошку.

– Папка, я так тебя люблю. – Макар потянул отца за собой, радостно кряхтя.

– Я тебя тоже, – с опозданием ответил Потап, наблюдая, как его малыш старается сдвинуть девяносто килограмм веса. Улыбка не сходила с лица от безграничной любви к сыну. – Смотри не пукни.

Макар звонко хохотнул.

– Судя по тому, как хитро ты хихикнул, похоже, уже произвёл выстрел по воробьям. А? Сына.

Макарка закатился в смехе, продолжая усердно тянуть отца. Потап, поддавшись, шагнул за сынишкой.

Смеясь, падая и кувыркаясь Потап и Макар прокатились несколько раз. Пять ледяных дорожек на склоне отливали светом от фонарных столбов. Набежала детвора с ледянками и санками: поднялся радостный визг и смех. Две двадцатилетние – возможно, чуть больше – мамочки шушукались, прикрыв рты варежками, не отводили заинтересованных взглядов от двадцатипятилетнего мужчины с пятилетним сынишкой. От глаз Потапа не прошёл мимо интерес молоденьких смазливых мам. Он крутанул сына на карусели у подножия горок. Взял Макара под мышку и взобрался по скользкому склону.

– А вы, дамочки, не желаете присоединиться к веселью детишек? – Потап, не дав опомниться молодым женщинам, подхватил их за талии и бросился с горки. У подножия молоденькие мамочки оказались на спине Потапа. Одну даже он нечаянно, но как-то уверенно чмокнул в губы. Отряхиваясь от снега, троица весело смеялась.

– Вспомнили детство. – Потап откланялся. – Если поступил неправильно, извиняюсь.

Раскрасневшиеся женщины смеялись. К ним подбежали две девчушки. Скорее всего, дочки молоденьких мам.

– Макарка, всё, пора, пошли. – Потап поднял сумку со снега, сын на четвереньках забирался на горку.

– Последний раз, пап. Хорошо?

Потап и Макар прошли по заснеженному тротуару, пересекли хоккейную площадку и зашли в высокую арку между двух девятиэтажных домов. Ветер мёл снежные ковры, меняя ежеминутно орнамент улиц, большие снежинки липли к ресницам, надоедливо забрасывались в нос.

Перед спуском по длинной бетонной лестнице Потап посадил сына на плечи. Поправил лямку, перекинутую через шею, окинул широким взором заснеженные холмы, крепко держась за металлические перила, осторожно ступил на ступеньку.

– Не замёрз? – Потап поднял лицо к Макару.

– Нет.