Утраченная Япония

Яркие неоновые рекламы, которые привлекли мое внимание в детстве, существуют не только в Японии. В Гонконге, Китае, или большинстве городов Юго-Восточной Азии, где живут китайцы, можно видеть буйство светящихся знаков. Частично потому, что в отличие от Европы и Америки, здесь нет ограничений и городского планирования застройки. Но есть и другой повод – кандзи можно читать не только слева направо, и справа налево, но еще и сверху вниз, что позволяет размещать вертикальные надписи на высоких зданиях. Но главной причиной присутствия всех этих знаков является тот факт, что формы и значение иероглифов привлекательны для глаза. Это одно из удовольствий повседневной жизни.

Именно использование кисти позволило китайцам придать кандзи такую выразительность. Есть поговорка «Линия – это сила», а каллиграфия – это ничто иное, как плавная линия; которая, благодаря кисти, становится тонкой или толстой, мокрой или сухой, нарисованной точно или свободно. Таким способом «сила» направляется наружу или внутрь, подавляется, или стихийно освобождается. Сила объединяется со значением знака.

На висящих свитках обычно располагаются фразы, которые складываются из трех, пяти, или семи слов. Сегодня это чаще всего лозунги типа «Покой, уважение, чистота, одиночество». Традиционные свитки с каллиграфией были изящнее: их содержание — это поэмы, ассоциации с той или иной порой года, или коаны дзэн (абсурдальные на первый взгляд фразы, которые должны были помочь достичь просветления). Когда я пишу эти слова, за моей спиной висит каллиграфический свиток, написанный дзэнским монахом из святыни Мампуку-дзи в Киото. Текст звучит так: «Глас облаков вступает в ночь, и поет». Это прекрасное описание дождливых ночей в Камеока, когда слышен стучащий по крыше дождь, и шум бурлящего на краю сада ручья. У меня есть еще один свиток из Мампуку-дзи, который я охотно вешаю на стену перед приходом знакомых. На нем написано: «Разворачиваю цветы, и жду, пока прилетят бабочки». Я помню так же свиток, увиденный в школе чайной церемонии в Киото: «Сидеть одиноко на благородной вершине». Что может лучше выразить магию одиночества в спокойном чайном павильоне? Еще одним примером коана может быть фраза: «Гляжу на любимого в уголке неба». «Любимый» означает «Месяц», и именно это является вратами к пониманию коана.

Я лично больше всего люблю одиночные иероглифы, особенно «творческий» и «чувствительный» из И-Цзин, либо же полные нюансов «дракон», «ночь» и «рассвет». Когда мы разглядываем старые каллиграфии, то понимаем, что каллиграфические изображения отдельных иероглифов встречались достаточно редко. В те времена люди были более образованы, и располагали большим количеством свободного времени, чем мы. А может, просто им было, что сказать. Написание одного иероглифа – это как каллиграфия, сделанная мимоходом, упрощенная форма этого искусства. Но я люблю писать один знак кандзи, потому что это позволяет мне приблизиться к значению этой идеограммы. Возьмем, к примеру, иероглиф «сердце». Однажды я нарисовал его черной тушью, а затем наложил сверху тушь красную. Глядя на накладывающиеся друг на друга красное и черное сердца, один из моих американских друзей сказал: «Это словно мужчина и женщина». Он купил его, и повесил в своем доме. Какое-то время спустя, в его доме начался пожар, и каллиграфия сгорела. Он позвонил, и попросил нарисовать новую, потому что она стала семейным талисманом. Мне было ужасно приятно оттого, что рисунок исполнил свою роль.

Моя коллекция произведений искусства началась с каллиграфии. Не только потому, что каллиграфия мне нравилась, но прежде всего потому, что была дешевой! Например, рисунки тушью Бусона или Икена Тайге времен династии Эдо достигали цены в десятки тысяч долларов, в то самое время, когда их каллиграфии можно было купить за одну десятую этой суммы. Даже каллиграфии известного на целом свете Сен-но Рикюу, создателя чайной церемонии, еще совсем недавно можно было купить всего за двадцать тысяч долларов, что равно цене некоторых известнейших ксилографий Хокусая. Только сегодня насчитывается всего несколько десятков аутентичных работ Рикюу, а графику Хокусая печатали тысячами штук. Эти низкие цены являются отражением низкого интереса к каллиграфии в современной Японии.

Так было не всегда. Традиционно именно каллиграфию считали наивысшим из искусств. Император Taizong из династии Тан до такой степени полюбил работы каллиграфа Wang Xizhi, что приказал положить в свою могилу его «Рукопись из Павильона Орхидей». С этого момента каллиграфия стала сердцем императорской коллекции, а семьи богачей и придворных соперничали друг с другом за свитки известных каллиграфов. Самые ценные сокровища японских святынь дзэн – это каллиграфии их настоятелей. Среди придворной аристократии shikishi и tanzaku ценились выше других видов искусства, можно было бы даже утверждать, что именно в каллиграфии выражалась сущность kuge.