Утраченная невинность

— Дурм говорил, что его способности к волшебству несомненны.

Джарралт едва не потерял самообладание. Но стул он больше переносить не мог. Резко поднявшись, он принялся шагать по маленькой холодной комнате.

— Дурм был для Борна роднее брата. Борн слепо любил его и доверял безоговорочно. Не сомневаюсь, что для защиты интересов династии покойного друга Дурм пошел бы на что угодно, лишь бы трон остался в руках Торвигов.

— Это… серьезное обвинение, Конройд, — медленно и настороженно произнес Холз.

— Не путай меня, Эфрим! — воскликнул Джарралт. — Дурм никогда бы не нарушил закон, никогда не стал бы действовать против интересов королевства. По крайней мере, сознательно. Но я подвергаю сомнению его суждения в той части, где они касаются сына Борна. А теперь… потрясенный горем… можем ли мы быть уверены, что он в своем уме? Будет ли это мудро и правильно — доверять ему безоговорочно?

Холз покивал головой.

— Признаюсь, Конройд, я и сам размышлял над этим.

Джарралт постарался скрыть ликование.

— Есть и другой вопрос. Даже более насущный, чем прискорбное состояние Дурма. Эшер.

Холз перевел взгляд на портрет Барлы.

— Ты им никогда особо не интересовался. Как и его народом.

— Возможно, но теперь моя озабоченность оправданна. К этому олку прислушивается наш король, и он в состоянии подвигнуть Гара на действия, которые не в наших интересах. Гар сделал его тайным советником! Тебя это не тревожит? Меня — очень.

— Что ж, — помолчав, признался Холз, — мне тоже кажется… неправильным такое высокое доверие короля по отношению к Эшеру. Барла отдала олков под наше управление. Они люди простые, неспособные к магии или управлению государством.

Предвкушая победу, Джарралт приблизился к Холзу и с умоляющим видом опустился на одно колено.

— Значит, Эфрим, мы не должны больше молчать. Ты — высшее духовное лицо Лура. Оба мы являемся тайными советниками. Способность Гара к управлению явно сомнительна. Ради блага королевства мы обязаны действовать. Хотя бы во имя памяти Борна.

Лицо старика страдальчески исказилось.

— Конройд, Конройд, боюсь, ты говоришь о втором расколе.

— Нет! — твердо возразил Джарралт и положил сильную ладонь на безвольную руку Холза. — Я говорю о спасении нашего народа от безвольного, уступчивого короля и недееспособного Главного мага. Иначе будет поздно, и наша духовная слабость погубит всех нас.

Покачав головой, Холз отвернулся, всем видом давая понять, что ему это не нравится.

— Как ты предлагаешь действовать?

— Значит, ты со мной? Когда я подниму этот вопрос на Общем Совете, ты добавишь свой голос к моему?

— Хочешь спросить, поддержу ли я тебя как претендента на корону Лура? — горько поинтересовался Холз, все еще глядя в сторону.

— Только в том случае, если такова воля Барлы. Может, ты спросишь ее, Эфрим?

Холз вздохнул.

— Уже спрашивал. Грядут большие перемены, хотим мы того или нет.

С мрачным лицом и поющим сердцем Джарралт снова поцеловал свое священное кольцо.

— Тогда пусть свершится воля Барлы. И спасибо тебе за поддержку.

— Я не вижу другого выхода, Конройд, — прошептал Холз. — Хотя, боюсь, мы погубим жизни как минимум двух людей.

Джарралт встал.

— Лучше две жизни, чем целое королевство, Эфрим. Помни об этом, если совесть начнет терзать тебя. — Он поправил одежду и шарф. — Я сейчас отправлюсь в лазарет. Поговорю с Дурмом, оценю его состояние. После этого дальше поговорим. Согласен?

Холз неохотно кивнул:

— Согласен.

* * *

Морг с трудом удерживался на границе сознания и беспамятства; он боролся, словно муха, попавшая в мед. Проклятый Никс и его вонючие снадобья вновь ввергли его в беспомощное состояние. Он ощущал присутствие собственной ярости. И отчаяния. И еще Дурма. Сила его личности сократилась до едва заметных размеров, разум превратился в бледную тень былого интеллекта. Как бы он хотел наконец позволить толстому глупцу умереть… но риск был слишком велик. Тело и душа связаны, и если связь порвется, то есть вероятность, что плоть извергнет в небытие не только собственную душу, но и непрошеного постояльца.

Он не мог не учитывать этой вероятности.

Морг услышал — или почувствовал, — что дверь в его темницу, то есть палату, отворилась. Шаги. Голоса. Дверь закрылась. Он попытался приподнять веки Дурма и напряг ослабшую волю, борясь с неподатливой плотью, напичканной успокаивающими препаратами. Плоть снова победила, глаза открыть не удалось.

— Вот, господин, посмотрите. — Лекарь. Голос раздраженный. Обиженный. — Как я вам и говорил, Главный маг еще спит. Он не может с вами говорить! — Ненавистный человек, Никс, насквозь пропахший проклятыми травами. Надоедливый, назойливый. Придет день, и он недалек, когда лекарь Никс будет давиться своими травами, пока не сдохнет. Я ему устрою славный банкет…