Утраченная невинность

Вдруг сестренка спотыкается. Детские ноги подворачиваются, и она шлепается на газон. Трава пачкает ее розовое платьице, ее нежную, как лепесток цветка, кожу. Наступает мгновение потрясенной тишины, а потом она принимается вопить.

Он быстро подбегает, хватает ее в охапку. У него сильные руки, ему уже девять лет. Он бережно прижимает ее к своему новому зеленому с бронзовыми пуговицами камзолу. Камзол — подарок от мамы. За что? Просто так.

Просто за то, что он не такой… любимый. И не должен ни чувствовать, ни догадываться об этом.

Фейн хнычет на его груди от страха и злости. Ее розовые пальчики сжимаются в маленькие крепкие кулачки, и она колотит ими воздух. Она очень храбрая, его сестричка. В мире все будет так, как она захочет, а не иначе. Ей всего два годика, но уже все вокруг это знают.

— Все хорошо, Фейни, пожалуйста, не плачь, — упрашивает он ее и щекочет, чтобы она засмеялась. — Я здесь. Я с тобой. Не надо плакать.

Она икает. Судорожно вздыхает. Откидывает головку, смотрит в его лицо и улыбается… улыбается… улыбается…

* * *

— Фейн, — прошептал Гар и открыл глаза. Лицо его было мокрым от слез.

За широкими бархатными портьерами сияло яркое утреннее солнце. Новый день, обремененный старыми проблемами.

Дурм опять впал в тяжелое, бессознательное состояние.

Когда накануне вечером Никс рассказывал ему об этом, то был вне себя от отчаяния. Он ничего не понимал. Все утро Главный маг чувствовал себя прекрасно. В полдень, пусть и неохотно, согласился поспать и принял лекарства. Даже краткий визит Джарралта не разбудил его. Все, казалось, идет как надо… Но, заснув, он не проснулся.

И, вероятнее всего, уже не проснется. Пришло время признать неизбежное: Главный маг Лура не выздоровеет.

Конечно, Никс винил себя, но винить было некого. Люди умирают, хотим мы этого или нет.

Завернувшись в одеяла, как в кокон, Гар уставился в светло-зеленый потолок. Если уж проглотил одну горькую пилюлю, то глотай и следующую. Ты должен их глотать, потому что такова доля королей. Они не имеют права отворачиваться от горьких истин.

Его игра в Заклинателя Погоды закончена.

Через несколько дней — а может, часов — Дурм умрет, и рухнут все планы Гара. Конройд потребует, чтобы его назначили Главным магом, благовидных предлогов для отказа не найдется, и правда о несостоятельности Гара как Заклинателя сразу же выйдет наружу. Скрывать ее долее будет невозможно.

Он затеял игру, но не выиграл.

Долг требовал, чтобы он отправился к Джарралту этим же утром, признал, что магия покинула его, и предложил свою корону. Поступить иначе — значит нарушить священную клятву и поставить Эшера под угрозу разоблачения.

А об этом не может быть и речи.

Сделать Конройда королем. При одной мысли об этом сжималось горло, перехватывало дыхание и прошибал пот. Все его существо яростно сопротивлялось решению сделать Джарралта королем.

Застонав, он разметал одеяла и соскочил с постели. Он сходил в уборную, облегчился — при этом вспомнил Индиго Глоспоттла и слабо улыбнулся — и соскреб бритвой щетину со щек и подбородка, заплел волосы в тугую косу и надел чистое платье. В животе урчало, но даже думать о еде он не мог. Усевшись в кресло, Гар принялся размышлять.

А что сделал бы отец, оказавшись в такой ситуации?

Ответ пришел сразу. Стал бы бороться.