Утраченная невинность

Ужасная судорога свела тело Главного мага. На губах пузырилась голубая пена, глаза закатились. Задыхаясь, Гар отчаянно обнимал бьющееся в конвульсиях тело.

— Ты говорил о нем отцу? Давал его ему?

Гар вздрогнул от неожиданности — Дурм смеялся. Смеялся, тратя последние силы.

— Он не знает… Я спрятал его…

— О, Дурм! Дурм! — Хоть друг и умирал, Гар готов был задушить его. — Где он сейчас? Где мне его искать? Почему он — единственная надежда? Надежда на что? Он вернет мне магию?

Еле дыша, Дурм прошептал в самое ухо Гара:

— Конройд… Берегись Конройда…

Судороги прекратились. Гар осторожно опустил Дурма на подушки и заглянул в изможденное лицо.

— Я знаю, — сказал он с грустью. — Знаю. Дурм, где дневник?

Обессиленный, опустошенный, Дурм разлепил посиневшие губы.

— Борн… прости меня. Я не смог его остановить…

Гар положил ладонь на щеку старика.

— Ты прощен. Дурм, где ты спрятал дневник?

Но все было бесполезно, и Гар понимал это. Он заплакал от отчаяния, хотя Дурм еще дышал, с хрипом набирая воздух в легкие. Свет в его глазах постепенно затухал, но из них еще текли слезы. Последние краски жизни покидали лицо Дурма, и кожа становилась похожей на старый выцветший и потрескавшийся пергамент. Веки начали опускаться и закрылись совсем. Силы, разбуженные мазью Никса, таяли.

— Не беспокойся, Дурм, — ласково сказал Гар. — Все нормально. Ступай с миром, и пусть великая милость Барлы будет с тобой.

По восковому лицу умирающего мелькнула темная тень.

— Барла, — пробормотал он. — Стерва, дрянь, продажная шлюха. — Глазные яблоки задвигались, веки поднялись. Он смотрел на Гара затуманенным взором. В горле хрипело; он хотел что-то сказать. — Гар…

Даже крылья бабочки шелестели бы громче.

Взгляд Дурма был исполнен вины.

— Прости меня…

Гар поцеловал его холодный влажный лоб.

— Ты прощен за все. Молчи. Я здесь. Я с тобой.

Еще один тяжелый, хрипящий вдох. Долгая пауза. Пена на губах.

Дальше ничего.

Гар позвал в палату Никса.

— Он умер. Делай, что должно, но никому ни слова о его смерти. Под страхом казни предупреди своих подчиненных о молчании. Я сам сообщу об этом горе, когда сочту нужным.

Никс поклонился. Лицо его будто окаменело.

— Слушаюсь, ваше величество. Посмею спросить: вы узнали, что требовалось, до того как…

— Нет, — ответил Гар, помедлив. — Не узнал.

За пределами дворца продолжался прохладный солнечный день, как и приказал Эшер. В листве деревьев щебетали пичуги, по стволам и ветвям лазали белки. В безоблачное небо упиралась величественная ярко-золотистая Стена.

Очень медленно, погрузившись в размышления, он шел по направлению к Башне. Эшеру требуется новое расписание погоды. По крайней мере, это он может сделать. А потом начнет искать дневник Барлы, потому что он обязательно пригодится.

* * *

Марна налетела на Эшера, как только он вошел в задние двери Палаты Правосудия. В ушах у него еще звенело от криков и воплей — Эшер! Эшер! Эшер! — а губы еще были влажными после последнего торопливого поцелуя Дафны. Он нырнул в тишину и прохладу тенистой Палаты, как обожженный человек ныряет в холодную чистую воду.

Марна проводила его в отдельную ложу, закрытую ширмами и предназначенную для блюстителя законов, и помогла надеть церемониальную пурпурную мантию. Голову Эшера украсил венец Правителя олков. Он закрыл глаза — ему почудилось, что сейчас средь ясного неба грянет гром. Все еще не верилось, что все происходящее не сон, но явь.

Затем Марна провела Эшера на магическую платформу, где он был недоступен для толпы, собравшейся в Палате. Как только его заметили, огромное помещение зашумело, будто океан перед штормом; затем шум перерос в оглушительный вал славословий. Вопли, рукоплескания, крики «Восславим Барлу!» и «Благослови Барла нашего Правителя!» больно били по ушам, пока платформа медленно скользила вниз, в глубину зала.

Он открыл глаза, и у него едва не отвисла челюсть. Зал был битком набит. По большей части — олками, но были и доранцы. Присутствовал и Конройд Джарралт, который скорее всего лелеял надежду увидеть, как Эшер совершит какую-нибудь ошибку. Здесь же были доранцы, входившие в состав Общего Совета. Дружки Конройда — Далтри, Сорволд, Хафар и Бокур, которые были с ним в ту ночь у Гнезда Салберта. Даже Холз счел нужным прийти. Служитель Барлы пристально смотрел на него и улыбался; взгляд его был проницателен, но ощущалась в нем какая-то неоднозначность.

Дафна втиснулась на переднюю скамью между Дарраном и Уиллером. Она лишь помахала ему рукой.

Он с трудом подавил желание помахать ей в ответ.