— Как ты мог слышать разговор с глазу на глаз между Эшером и его величеством?
— Это
Оррик встал.
— Извините, но это
— Станете, капитан, — бросил Джарралт, — или будете отстранены от должности. Главный маг Дурм умер, а вы подвергаете сомнению приказы его преемника.
Взгляд Джарралта был ужасен. Сам он побледнел до синевы, а смотрел так, что мороз по коже продирал. В глубине глаз горели багровые вертикальные щели. Или это только показалось? Оррик не мог сказать наверняка. Ему потребовалось собрать всю силу воли, чтобы не согнуться под этим горящим взглядом.
— Умер? Я об этом не слыхал.
— Новость еще не оглашена. Я сообщаю ее вам по секрету и надеюсь на ваше молчание.
— Конечно. Господин, его величество всецело доверяет Эшеру, — произнес Оррик, продолжая сопротивляться, хотя он уже знал, что проиграл. — То, что сообщает Дрискл, безумие. А что касается этой чепухи насчет магии… даже если такое возможно… хотя невозможно… Чтобы Эшер подверг такой опасности себя и королевство…
Джарралт усмехнулся.
— Вы так красноречиво выступаете в его защиту, капитан. Может, мне стоит заинтересоваться
Оррик побледнел.
— Я сохранял лояльность короне всю свою жизнь.
— Вот как? А мне всегда казалось, что вы составили объяснение причин гибели покойного короля и его семьи с излишней поспешностью, Оррик. Так что, возможно, в будущем к этому расследованию придется вернуться.
— Я протестую! Я несу свою службу не за страх, а за совесть!
Улыбка исчезла с лица Джарралта, взгляд стал убийственно холодным.
— В самом деле? Тогда поднимайте своих людей, капитан, но не говорите им ни слова о магии. Полученные сведения рассматривайте как секретные. Вы меня поняли?
— Понял, господин, — ответил Оррик. Во рту у него пересохло.
— Вы с офицерами проводите меня к Погодной Палате. Там и посмотрим, захотите ли вы разделить свою судьбу с участью Эшера. Предупреждаю, его ждет скорая и жестокая расправа.
Оррик был капитаном городской стражи. Выбора у него не оставалось. Он поклонился.
— Слушаюсь, господин, — отчеканил Оррик и отправился будить своих людей.
Беспомощный и окровавленный, Эшер лежал, распростертый, на полу Погодной Палаты и тяжко бредил. В воспаленном мозгу проносились отдельные образы и отрывки воспоминаний.