Утраченная невинность

— Само собой, — подтвердил Гар. В голосе его звучало явное нетерпение. — Если ты намерен сохранить Стену Барлы, то должен для этого использовать Погодную Магию. По крайней мере попытаться ее использовать. Не знаю, сработают ли заклинания и формулы, если вместо Главного мага использовать их станешь ты. Понятия не имею, сработают ли они вообще, если учесть, что ты олк. Однако выбора у нас нет. Надо попробовать. И сделать это тайно; для того мы и встретились здесь.

Эшер уставился на Глаз. Во рту пересохло, сердце стучало все быстрее.

— А если не сработают? Если не захотят? Что со мной будет?

Гар пожал плечами.

— Этого я тоже не знаю. Но наша магия берет начало от самой Барлы. Не думаю, что она создавала ее для причинения вреда. Или убийства.

В душе Эшера закипал гнев, и страх отступал, уступая ему место.

— Она уже шесть веков как умерла, и ты с ней знаком не был. Как можно угадать, для чего она ее создавала — во имя добра или во имя зла?

Гар помолчал, угрюмо уставившись в плиты пола, потом поднял взгляд.

— У тебя есть другие предложения?

— Возможно.

— И какие же, если не секрет?

— А, пропади все пропадом! — воскликнул Эшер и с силой провел ладонью по лицу. — Ладно, давай поскорее с этим закончим.

Гар кивнул.

— Согласен.

Они уселись на каменный пол напротив друг друга. В ладонях Гар держал Погодный Глаз, а открытую книгу с заклинаниями пристроил на коленях.

— Честно предупреждаю: может быть больно.

Эшер закатил глаза.

— Ты еще будешь мне рассказывать.

— Поскольку древним языком доранцев ты не владеешь, я стану читать вслух, а тебе придется повторять за мной. Если то, что случилось в Погодной Палате, не было сном, то тебе подчинятся магические силы, которые использует Главный маг.

— А если не подчинятся?

— Тогда — да здравствует король Конройд, — мрачно ответил Гар.

Эшер посмотрел на жемчужно-белый Погодный Глаз.

— Боль будет сильная?

— Я вытерпел, — ответил Гар и протянул ему шар.

Погодный Глаз оказался удивительно тяжелым. И почти живым. По крайней мере, обладающим сознанием. Под его поверхностью переливались разноцветные огни, а в лад с ними потекли мысли и чувства Эшера. Его ладони бессознательно приняли форму колыбели.

— Правильно, — одобрил Гар. — Вот так его и держи. Надежно, но бережно. Закрой глаза. Дыши. Хорошо. А теперь… ты готов?

Холодный воздух склепа словно застрял у Эшера в горле. Готов? Проклятие! Готовым он себя не считал. Разве кто-нибудь способен приготовиться к такому? Он промычал нечто невразумительное.

— Хорошо, — негромко произнес Гар. Послышался шелест страниц, шуршание пергамента — он перелистывал книгу Дурма. — Повторяй за мной:

Харак долани макет…

Голова шла кругом, сердце неистово колотилось, но Эшер облизал сухие губы и принялся повторять эту тарабарщину.

— Харак долани макет…

Как только он произнес последнее слово, шар в его ладонях вздрогнул. Эшер ощутил тепло и проснувшуюся энергию. Подняв веки, он посмотрел на Глаз и увидел водоворот, в котором слились золотые, зеленые, фиолетовые и пурпурные магические потоки. И это чудо он держал в ладонях… Внезапно Эшер почувствовал, что падает в этот водоворот и погружается в него с головой. Из какого-то невероятного далека до него доносился голос Гара, и он вторил ему, произнося слова, значения которых даже не надеялся постичь.

Где-то в глубине его сознания раскрылось некое тайное место, о существовании которого он раньше и не подозревал. Оно словно распустилось, расцвело, как расцветает роза от ласкового поцелуя солнца. Глаз сиял столь ослепительно, что, казалось, на него невозможно смотреть, но Эшер мог и смотрел. Смотрел в сердце волшебного шара и чувствовал, что смотрит в сердце самой магии. Вновь раскрывшееся пространство внутри него наполнилось образами, а вместе с ними пришли слова и знание…

И сила.

Он почувствовал, как тяжело вздымается грудь, как он прерывисто дышит. Жар и сияние Глаза вырвались за оболочку, проникли сквозь кожу Эшера, как горячее сладкое вино сквозь скатерть, и теперь он сам стал Глазом, от которого исходило магическое свечение. Магия пропитала, прожгла его до мозга костей, и мир окрасился в пурпурно-золотистые тона.

Никакой боли не было.

Гар все еще читал; он слышал голос друга, хотя стоял на пороге открывшегося ему пламенного мира. Слова долетали как бы с далекого берега, и он позволял сознанию воспринимать их. Он вдыхал и выдыхал звуки, будто это был фимиам или дым, исходящий от благовонных свечей Дафны. Наполнявшая его сила бурлила и вскипала, словно волна, порожденная океаном — глубокая, мощная и неудержимая. Он снова чувствовал себя ребенком. Вспомнилось, как отец бросил его через борт лодки в воду, чтобы он научился плавать.

— Не борись с ней, мальчик! Все равно не победишь! Доверься ей, просто доверься! Она будет держать тебя нежно, как женщина, если только ты доверишься! Доверься ей…