Утраченная реликвия

Серафим просидел в тюрьме НКВД три дня. За это время его множество раз вызывали на допросы, которые, как правило, сопровождались избиениями. Вопросы были стандартные: по чьему приказу он вел в дивизии религиозную, то есть по сути дела антисоветскую пропаганду? Кто надоумил его внушать солдатам Красной Армии, что им может помочь в бою какая-то потусторонняя, божья сила? Почему он умолчал о знакомстве с репрессированным маршалом Тухачевским, немецким шпионом и изменником Родины?

Серафим молчал, не желая лгать даже ради спасения собственной жизни. Куда больше, чем собственные мучения, его волновала судьба иконы. Словно предвидя предстоящий арест (а рано или поздно такое должно было случиться!), он каждый вечер прятал драгоценную реликвию в надежном месте. Сейчас она, завернутая в брезент, лежит на опушке леса, в дупле дуба. Но что случится потом? Зима вот-вот начнется, морозы уже грянули, а от низкой температуры с красками может случиться всякое, да и как немецкое наступление пойдет дальше, неизвестно…

Глава 17. Решение Сталина

Черный лимузин мчался по Волоколамскому шоссе в сторону Москвы. Георгий Константинович Жуков, командующий Западным фронтом, жестко, не выбирая выражений, распекал сидящего рядом Рокоссовского. Они были давними друзьями, но Жуков всегда умел показать, кто начальник, а кто – подчиненный. Дела 16-ой армии были далеко не самыми плохими, но просчетов и явных ошибок там хватало…

Рокоссовский сидел рядом на заднем сидении и до крови закусывал губы. Несмотря на всю свою мягкость и интеллигентность, он никогда не отмалчивался, когда его осыпали резкими, а нередко и несправедливыми обвинениями. От ошибок никто не застрахован! Но разве в них все дело? Силы 16-ой армии тают на глазах, у него ныне нет ни одной полностью укомплектованной дивизии. А где обещанные танки, орудия и самолеты? Даже стрелкового оружия порой не хватало. Бывали случаи, когда ему приходилось бросать в самое пекло солдат, у которых была… одна винтовка на двоих. А нехватка боеприпасов стала и вовсе притчей во языцех! И как в таких условиях ему биться с вооруженными до зубов дивизиями фельдмаршала фон Бока, которые по численности в полтора раза превосходят силы его армии?

Однако Рокоссовский молчал, прекрасно понимая, что Жуков не столько обвиняет его, сколько пытается выговориться, «выпустить пар». Ведь там, в Кремле, в кабинете Сталина, уже ему самому придется молчать, стиснув зубы, и слушать другие, но тоже несправедливые обвинения. И там Жуков, как обычно, примет главный удар на себя, не станет прятаться за спину подчиненного…

Наконец, Жуков замолчал. Достав носовой платок, он вытер им красное, разгоряченное от пылкого монолога лицо, и неожиданно спокойно сказал:

– Паршивые дела у нас, Константин.

– Знаю, – мрачно отозвался Рокоссовский.

– Да ни черта ты не знаешь! Картина обороны Москвы – хуже не бывает! Гитлер страшно разъярен тем, что провалился его план проведения победного марша 7 ноября на Красной площади. Теперь он уже не просто хочет захватить Москву – похоже, он собирается ее уничтожить!

Рокоссовский невольно вздрогнул.

– Вот как… И что же мы может сделать, на что надеяться? Понимаю, что на дополнительное подкрепление особенно рассчитывать не приходится…

Жуков кивнул.

– Не забывай: в первой половине ноября Западный фронт был усилен 100 тысячами солдат. Мы получили 300 танков и более 2 тысяч орудий. Да и ты, Константин, не прибедняйся – твоя 16-ая армия пополнилась тремя кавалерийскими дивизиями!

Рокоссовский усмехнулся.

– Это, конечно, здорово – скакать с шашками наголо против танков! Но лучше было бы получить несколько стрелковых дивизий, да пару-тройку танковых бригад из резерва Ставки…

Жуков кивнул.

– Нельзя бросать их сейчас в это пекло… При неудаче мы останемся не только без столицы, но и без Красной Армии вообще! А этого допустить никак нельзя.

– И что же, мы должны как в первую Отечественную войну отступить, оставив Москву врагу? – горько спросил Рокоссовский. – А потом надеяться на суровую русскую зиму, которая в 1812 году так пришлась не по вкусу армии Наполеона?

Побагровев, Жуков рявкнул:

– Про сдачу Москвы даже и не заикайся! Расстреляю к чертовой матери!!

После долгой паузы он тихо сказал:

– Гитлер прекрасно знает историю наполеоновского похода, и таких ошибок не повторит. Нет, нам надо надеяться не на резервные дивизии, а на себя… а может быть, и на какие-то другие силы. Кстати, что это за дурацкая история случилась у тебя в дивизии Лисицына – той, что вроде бы прозвали «Счастливой»?

Рокоссовский судорожно сглотнул. Вот, оказывается, как повернулись дела… Уже и сам Жуков прознал про сержанта Серафима Соровского с его чудотворной иконой! И не только прознал – но и заговорил, да еще сейчас, за полчаса до встречи с самим Сталиным! Это, разумеется, не случайно, что-то Жуков задумал…

– Георгий… То есть, Георгий Константинович! Эта история, по-моему, не стоит и выеденного яйца. Не понимаю, почему НКВД так всполошилось…